Концепция свободы личности у Лютера и Кальвина: попытка

Концепция свободы личности у Лютера и Кальвина: попытка

сравнительного анализа

Ренессанс не просто предшествует Реформации, он ее в известном смысле порождает, создавая атмосферу свободного интеллектуального и религиозного поиска, поднимая вопрос о достоинстве человека в рамках различных социальных структур и институтов. Кульминацией возрожденческой реабилитации природы и человека стала Реформация. Именно в области религии выразились сущностные тенденции эпохи, поскольку религия на протяжении веков была господствующей формой культуры и определяла все сферы жизни общества. Сдвиги в области искусства, политики, производства и.т.д. окончательно укоренились, лишь обретя подкрепление в области религии. В этом смысле Реформация дает ключ к ретроспективному пониманию смысла Ренессанса и расшифровке перспективы хода истории в Новое время.

Основной исторический и культурный пафос Реформации - изменение в позиционировании человека по отношению к Богу, а тем самым - и к власти, к обществу, природе, самому себе. Реформация начинается с бунта против католической церкви, ее претензий быть посредником между человеком и Богом, вершить судьбы людей, вмешиваться в политику, экономику, идеологию. Реформация - это протест против сложного опосредования отношений человека и Бога автоматическим ритуалом, традицией, общиной, пантеоном живых и мертвых авторитетов. По мысли основателей Реформации, на место этих сложных конструкций должен прийти прямой диалог человека и Бога, осуществляемый с полным осознанием личной ответственности за свою жизнь и возможное спасение. Сам факт появления протестантизма стал важнейшим историческим событием. Он означал обсуждение и переоценку базовых принципов религиозной и церковной жизни, которые люди веками принимали как само собой разумеющееся, и тем самым существенно изменил культурную атмосферу эпохи.

Главными представителями Реформации были Мартин Лютер и Жан Кальвин, мировоззрение которых имеет свои особенности. Можно вспомнить даже прямое соперничество двух главных направлений протестантизма. Когда в Германии появились кальвинисты, то в лютеранской среде высказывались мнения, что «лучше уж паписты, чем кальвинисты». В большинстве текстов Лютера заметно стремление опереться на национальные чувства соотечественников, он призывает их освободиться от «позорного дьявольского правления римлян». Кальвинизм же не связан с какими-либо национальными пристрастиями.

Первоначальный кальвинизм отличался строгой регламентацией жизни своих последователей. Для него была характерна практика жестких санкций против инакомыслящих и еретиков. На этом фоне лютеранство выглядело более умеренным и проникнутым здравомыслием. В частности, Лютер призывал убеждать еретиков, а не применять к ним силу. Кроме того, в кальвинизме присутствовало деление верующих на «избранных» и тех, кто, согласно неисповедимому решению Бога, не мог рассчитывать на спасение. Поэтому в кальвинизме нет места традиционному христианскому милосердию и состраданию, а преобладает холодное бесстрастное отношение к неудачникам, беды которых указывают на то, что Бог не благоволит к ним. В учении Лютера такого деления нет: спасается каждый, имеющий веру.

Но есть и сущностное сходство в учении реформаторов о свободе в общехристианском аспекте.

Христианское представление о свободе в определенном смысле парадоксально. Как монотеистическая религия, христианство исходит из того, что все происходящее определено волей Бога. При этом идею

предопределения необходимо совместить с нравственной ответственностью человека, которая возможна только при наделении его свободой. Таким образом диалектика предопределения и свободы становится предметом исследования каждого крупного христианского мыслителя. Эта тема заявлена в уже самых ранних христианских текстах. «К свободе призваны вы, братья», - говорит апостол Павел, обращаясь к своим единоверцам (Гал. 5:13). В другом месте: «...раб, призванный в Господе, есть свободный Господа; равно и призванный свободным есть раб Христов» (I Коринф. 7:22). Иоанн: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными» (8:32).

Понятно, что речь здесь не идет об освобождении от национального, классового или какого-либо другого социального угнетения. Свобода здесь - это вера в Бога как особая жизненная установка, состоящая в безусловном доверии к Богу, в исполнении его воли. «Где Дух Господень, там свобода», - утверждает апостол Павел (2 Коринф. 3:17).

Именно к этому первоначальному христианству обращаются вожди Реформации в своей трактовке свободы. Мартин Лютер в трактате «Свобода христианина» обуславливает свободу наличием веры в Христа: «... Поскольку одной лишь веры достаточно для спасения, я не нуждаюсь ни в чем более, кроме веры, проявляющей силу и суверенное право своей собственной свободы. О, это воистину бесценная сила и свобода христиан» [1, стр.35].

Тогда получается, что свобода - это внутреннее состояние, не сводимое ни к какой социальной позиции, и принятие зависимости от Бога и только от него. Подчеркивание реформаторами зависимости свободы человека от Бога, провозглашение «рабства» человеческой воли (Лютер) или «смирения и самоуничижения человека» (Кальвин) парадоксальным образом не умаляет статус и достоинство человека, а наполняет его огромной энергией. Субъективно человек воспринимает себя в качестве орудия Бога. Он подчиняется только Богу как абсолютному началу и судье, а все земные обстоятельства своей жизни, включая свои собственные частные устремления - как относительные и преходящие условия. Кальвин призывает оценивать себя «по меркам божественного суждения» [2, с. 239]. Тогда и мнение окружающих, и традиции или авторитеты, и собственные желания перестают быть мерилом человеческих поступков и факторами зависимости для человека. Тогда свобода становится независимостью от всего, кроме Бога. Это независимость от собственного тела с его греховными наклонностями: человек «должен действительно заботиться об усмирении своей плоти путем постов, бдений, трудов и других разумных методов и подчинении ее Духу, чтобы она повиновалась и сообразовывалась с внутренним человеком и с верой, и чтобы она не восставала против веры и не препятствовала внутреннему человеку, что свойственно плотской сущности, если ее не сдерживать» [1, с.38]. Это

независимость и от внешней социальной среды, и даже от принуждения закона: «...Если светская власть осмеливается диктовать законы душам, она грубо вмешивается в Правление Господа, соблазняет и портит души» [3, с.147].

Мало того, в рамках концепции предопределения человеческая свобода не скована и стимулом спасения. Человек в действии руководствуется только верой своей, а не тем, что хочет получить спасение, которое в таком случае становится внешней зависимостью для него. Он свободен и от этого. Как отмечает Лютер: «.Творя добрые дела, мы не должны думать, что ими человек оправдывается пред Богом, ибо вера, являющаяся единственной праведностью пред Богом, не выносит этой лжи» [1, с.38].

То есть человек живет в соответствии со своей верой в Бога, в соответствии со своим внутренним решением и побуждением, наполненным высшим, а не узко прагматическим смыслом. Это побуждение освобождает человека от всех других зависимостей, при этом оно может соответствовать, а может и противоречить сложившимся обстоятельствам. Тогда действие может быть легким и незатрудненным, а может требовать значительных затрат энергии, даже героизма для преодоления внешнего и внутреннего сопротивления. Но главное - оно свободно, ибо продиктовано одной лишь верой. Однако некоторые замечания Лютера производят впечатление, что он склоняется к позиции стоического квиетизма и отрицает деятельное, активное начало из жизни человека: «. Мы оправдываемся даром, . благодать - не благодать, если она достигается делами» [4, с.363]. Казалось бы, одной веры как состояния сознания оказывается достаточно для христианской жизни. Но вера, подчиняя себе человека, органично ведет его к действию: «поскольку он слуга, он исполняет все дела» [1, с.38]. Термин «свобода» (скорее, «свободная воля») в обыденном его значении - как произвол - Лютер не принимает и критикует. Такая свобода, по Лютеру, как раз и ведет к бездействию. А христианство, утверждая человека в положении слуги Господа, утверждает, что «человек не может вести праздную жизнь. Он творит дела из непосредственной, естественной любви и покорности Богу, не принимая во внимание ничего, кроме одобрения Божьего, Кому он скрупулезно повинуется во всем» [1, с.39]. Кальвин тоже не противопоставляет веру и деяние: «.Мы не оправдываемся без дел, хотя отнюдь не делами.» [5, с. 258]. И еще: «Предвечное божественное решение вовсе не препятствует нам заботиться о себе с его доброго согласия и приводить в порядок наши дела» [2, с.209].

Но парадоксально то, что оба мыслителя, отрицая свободу, утвердили ее как независимость и самостоятельность человека в его внутренней, не скованной внешними и внутренними ограничениями ориентации на абсолютное начало. Человек стал свободен от привычного земного страха - перед властью, бедностью, болезнью, собственной ошибкой. Вера и дарованная благодать стали единственными векторами его жизни. И, как видно из приведенных цитат, эти начала его существования проявляются вполне деятельно и активно.

Идея предопределения, которую обычно связывают с Кальвином, впервые появляется у Лютера. Конкретизируя свое понимание свободы в полемике с Эразмом Роттердамским, М.Лютер пишет, что свободная воля человека может проявляться в житейских делах, но только не «по отношению к тому, что выше его», то есть к Богу [4, с.220]. И там же: «... когда Бог, изъяв мое спасение из моей воли, взял его на Себя и пообещал меня спасти независимо от моего попечения об этом или моего старания по своей благодати и милосердию, я спокоен и уверен, потому что Он верный и не обманет меня» [4, с.378].

Для Кальвина идея призвания находится в центре внимания. Отрицая даже частичное признание свободной воли (в частности, положение, что «человек, побуждаемый Богом, не перестает, склоняясь в ту или иную сторону, руководствоваться также и своей волей» [2, с.226]), Кальвин непременно уточняет, что то, что мы считаем свободной волей, является результатом божественной милости. Он пишет, что «человек обладает свободой воли для совершения добрых дел, только если ему помогает милость Бога, причем особая милость, которая дается лишь избранным через их новое рождение» [2, с.259]. Избранный - свободен в его стремлении к добру. Он не скован ничем. Но даже у Кальвина деление на избранных и лишенных благодати не столь антигуманно, как может показаться на первый взгляд. Женевский реформатор предлагает верующему ощутить себя избранным, и тем самым освободиться от всего того, что воспринимается как уничижение человека. «Для нас, - пишет Кальвин, - облегчение узнать, что Бог принял нас под свое покровительство, поручил заботе своих Ангелов, и потому ни вода, ни огонь и ничто другое не может причинить нам вреда, если на то не будет божественного позволения» [2, с.218]. Таким образом, объективное неисповедимое решение Бога становится субъективным состоянием человека, субъективным переживанием своей свободы. И можно допустить, что для человека его субъективное решение (вера) становится первичным фактором в жизни.

Только вера в Бога и следование заповедям дает человеку независимость - и прежде всего в духовной сфере. Таким образом был сделан решающий шаг к обоснованию нравственной автономии личности по отношению к внешним и внутренним обстоятельствам: человек отвечает только перед абсолютным судией и получает абсолютный критерий критической оценки всех обстоятельств своей жизни - включая самого себя. Тогда проявление деятельной и свободной силы своей веры требует познания и понимания этих условий, что ставит разум человека выше всех принятых правил и привычек и условием реализации веры в Бога. При всем уничижении разума человека реформаторы неизбежно предлагали человеку полагаться именно на него. В частности, Лютер пишет: «... Хорошее решение может и должно приниматься не на основании книг, а на основе здравого смысла. Следует считать содержащееся в своде законов право ниже разума.» [3, с.162,163]. По Кальвину, человек создан Богом так, что «способность выбора была дана человеку для того, чтобы направлять его желания и умерять так называемые телесные порывы. Таким образом, стремления были вполне подчинены разуму и обузданы им» [2, с.188]. Этот критический

интеллектуальный настрой дал мощный импульс развитию науки и философии и в полной мере выразил себя в дальнейшем - в учении Иммануила Канта. В этике Канта вера, долг, свобода, разум связаны неразрывно и органично.

Историческая роль и судьбы учений двух реформаторов различны. Лютер рассматривался как национальный лидер и просветитель немецкого народа. Его концепция вела к субъективизации веры, к превращению ее в частное дело, а в более дальней перспективе - к растворению в моральных императивах. Кальвинистская доктрина предопределения требовала

повышения градуса социальной активности, формировала борца, абсолютно уверенного в правоте своего дела. Стремясь к осуществлению своей цели, в том числе - политической или экономической, кальвинист ощущал себя орудием Бога. Как более позднее явление, кальвинизм стал в некотором смысле радикализацией лютеранства. Но оба эти учения обращались к способности человека к саморефлексии, и в этом смысле поворачивали человека к реальной жизни, к своим реальным переживаниям, непрерывное изменение которых требует постоянной критической работы разума, а не следование устоявшимся догмам или принятому большинством мнению.

Список литературы

Лютер М. Свобода христианина./пер. с нем. К.Комарова // Избранные произведения. СПб: Андреев и согласие, 1994. С. 16-54.

Кальвин Ж. Наставления в христианской вере./пер. с фр. Бакулов А.Д. В 3 т. Т.1. М.: Издательство РГГУ, 1997. 582 с.

Лютер М. О светской власти./ пер. с нем. Ю.Голубкина.// Избранные произведения. СПб: Андреев и согласие, 1994. С.131-163.

Лютер М. О рабстве воли./пер. с нем. Ю.Каган.// Избранные произведения. СПб: Андреев и согласие, 1994. С. 185-382.

Кальвин Ж. Наставления в христианской вере./ пер. с фр. Бакулов А.Д. В 3 т. Т.2. М.: Издательство РГГУ, 1998. 479 с. Vladimir Gura, Olga Pazukhina

The concept of personal freedom accoding to Luther and Calvin: an attempt of comparative analysis

The Renaissance didn’t merely precede the Reformation, in a certain sense it gave birth to the Reformation by creating the atmosphere of free intellectual and religious search, by raising a question of man’s dignity within different social structures and institutions. The Reformation became the culmination of the Renaissance rehabilitation of nature and man. It was in the sphere of religion that the essence of this epoch got its full expression: in the course of centuries religion was the dominating form of culture and determined all other spheres of society’s life. The changes in art, politics, production, etc. got their final consolidation only when supported by religion. In this sense the Reformation gives us a clue, first, to retrospectively understand the significance of the Renaissance and, second, to decipher the perspectives of Modern history.

The main historical and cultural pathos of the Reformation is the change in man’s positioning in relation to God, and, by this, - to power, society, nature, his own self. The Reformation started as a riot against the Catholic Church, its claim to be a mediator between God and man, to be a ruler in man’s life, to interfere in politics, economy and ideology. The Reformation is a protest against automatic ritual, community, tradition, huge pantheon of live and dead authorities that formed a very indirect mediate relation between God and man. According to the Reformation founders, these complex structures had to be replaced by direct dialogue of man and God on the basis of clear understanding of man’s responsibility for one’s own life and possible salvation. Thus man got certain independence - in spiritual sphere first of all. He traces his own path to salvation, formulates it with the support of the Bible which became available in national languages. This was a turning point to validate moral autonomy of man in relation to the outer and inner circumstances: man became accountable to Absolute Judge alone, he also got a criterion of critical estimation of his life’s conditions - including his own self. This critical intellectual mood gave a powerful momentum to develop science and philosophy and later found its full expression in the works of I.Kant.

The main figures of the Reformation were Martin Luther and Jean Calvin, whose teachings had certain specific features. We can even mention a competition between these two main branches of Protestantism. When the Calvinists appeared in Germany, the Lutherans even said that "the Papists were better than the Calvinists”.

In most of his texts Luther appealed to his compatriots’ national feelings and summoned them to break away from "the shameful devil’s Roman rule”. Calvinism, at the same time, was not connected with any national preferences.

Early Calvinism was characterized by strict regulation of its followers’ lives. It practiced harsh sanctions against the dissidents and heretics. Compared to it, Lutheranism looked more moderate and closer to common sense. In particular, Luther insisted to try to convince the heretics and not to use force against them. In addition, Calvinism divided the believers into "the chosen” and those, who, by God’s mysterious decision, could not count on salvation. That is why Calvinism finds no place for traditional Christian mercy and compassion and practices only cold impassive attitude towards the unlucky whose misfortunes indicate the absence of God’s benevolence for them. There is no such division in Luther’s doctrine: everybody who believes can be saved.

The historical role and perspectives of these reformers are different. Luther was regarded as the national leader and the educator of the Germans. His doctrine led to the faith becoming subjectivist, a personal case, and in the long run - to its dissolution in moral imperatives. Calvin became regarded as an inspirer of social activism; he aimed at forming a fighter who is absolutely sure of the rectitude of his cause. Striving to achieve his goal, either political or economic, the Calvinist felt he was an instrument in the hands of God. Being a later phenomenon, Calvinism was more radical than Lutheranism. But both of these theories addressed human ability of self-reflection and, in this way, turned men to real life as opposed to theoretical doctrines and commonplace opinion.

Количество показов: 2117