Языковая личность юриста: вчера, сегодня, завтра

ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ ЮРИСТА: ВЧЕРА, СЕГОДНЯ, ЗАВТРА

Ипатова И. С,

кандидат педагогических наук, доцент,

заведующий кафедрой языкознания и иностранных языков ПФ РГУП, г. Нижний Новгород

Интегративное понятие «языковая личность» представлено в функциональной модификации как «языковая личность юриста» и рассмотрено с концептуальных и временных позиций.

Ключевые слова: языковая личность; языковая личность юриста; юрис- лингвистика; лингвоюристика; речевая маска.

Языковая личность.

Интегративное понятие «языковая личность», выведенное Ю.Н. Карауловым и ставшее академическим, широко определяется как «личность, выраженная в языке (текстах) и через язык» [5, с. 38].

В содержание понятия включаются три взаимодействующих в процессе речевой деятельности уровня:

- вербально-семантический (собственно языковые знания),

- лингвокогнитивный (система знаний о мире),

- мотивационный, или уровень деятельностно- коммуникативных потребностей (система целей, мотивов, установок и интенций).

Таким образом, понятие языковой личности выводит нас за рамки привычного представления о языке как обыденном информативном инструменте в область высоких интеллектуальных и глубинных мотивационных характеристик личности, где язык раскрывается как уникальное средство создания и выявления иерархии ценностей в индивидуальной картине мира [5, с. 48-68].

Индивидуальная картина мира при всей широкоформатности и объемности, безусловно, имеет штрихи и оттенки профессионального рисунка. Поэтому понятие «языковая личность юриста» предполагает в основе своей личность, выраженную в юридических текстах «юридическим» языком.

«Юридический» язык на сегодняшний день сложился в особую лингво-правовую область - юрислингвистику . Вместе с тем юрис- лингвистика тесно взаимодействует не только с лингвистикой и юриспруденцией, но и с целым рядом других лингвистических (лин- гвоконфликтологией, социолингвистикой, лингвоэкологией, терминологией), нелингвистических (судебной психологией) и даже неюридических (общей конфликтологией) областей знания.

Кроме того, обеспечивая специфическое функционирование языка в сфере права, определяя взаимоотношения языка и права, юрислингвистика предполагает актуализованный частный аспект - лингвоюристику, представляющую лингвистические проявления права непосредственно в правовой коммуникации, законодательной технике, толкованиях текста закона и корпусе юридической терминологии, а также при осуществлении специальных процедур, к которым относятся судебный протокол, допрос и др. Следовательно, осваивая мастерство профессиональной речи, юрист в первую очередь должен освоить сферу лингвоюристики: научиться видеть и исправлять ошибки в употреблении терминов, не допускать «огрехов» в применении клише, избегать штампов и пр.

Вместе с тем языковая личность юриста не исчерпывается даже безупречным владением «юридическим» языком. Нет. В силу элитарности профессии это личность гармоничная, включенная (по учению М.М. Бахтина) в культуру в области познания (системы понятий), в области этики (к ответственному поступку) и в области эстетики (способность к целостному восприятию или созданию чего-либо: от мира в целом (образ, картина) до любого конкретного предмета, сотворенного природой или человеком). Особенностью культурных сфер, как отмечал Бахтин, является то, что у них нет внутренней территории, - культура живет на границах этих сфер [1, с. 6-71].

По сути, полное представление всех трех областей культур в их взаимосвязи есть условие выживания человека в ситуации даже тотального кризиса, когда смещаются все культурные координаты. «...Достоевский загадочно обронил однажды: «Мир спасет красота». Что это? Мне долго казалось - это просто фраза. Как бы это возможно? Когда в кровожадной истории, кого и от чего спасала красота? Облагораживала, возвышала - да, но кого спасла? ...Может быть, это старое триединство Истины, Добра и Красоты - не просто парадная обветшалая формула, как казалось нам в пору нашей самонадеянной материалистической юности? Если вершины этих трех деревьев сходятся, как утверждали исследователи, но слишком явные, слишком прямые поросли Истины и Добра задавлены, срублены, не пропускаются - то может быть причудливые, непредсказуемые, неожиданные поросли Красоты пробьются и взовьются в то же самое место, и так выполнят работу за всех трех?..» - рассуждал в своей нобелевской лекции А.И. Солженицын.

Разве не о познании (Истине), этике (Добре) и эстетике (Красоте) идет речь? Осталось заметить, что культура, воплощаясь, «опред- мечиваясь» в текстах, «выходит за пределы совокупности или даже системы текстов и растворяется в социуме» [6, с. 10].

Как представителя публичной профессии, юриста отличает стиль речевого поведения, ориентированный на зону повышенной речевой ответственности. И все же речевая ответственность у юриста особая. К примеру, учитель по своему социальному статусу так же постоянно находится в зоне повышенной речевой ответственности. Педагогическая профессия требует личностного самовыражения в речевом действе, владения инструментами речевого влияния и осознания слова как поступка. По большому счету, учитель, формируя у ученика инвариантный образ мира через язык, посредством своей речи показательно реализует отношение к языку как к способу познания и общения [3, с. 229].

Специфика языковой личности юриста иная - она не только формируется зоной повышенной речевой ответственности, но и формирует этико-правовую составляющую этой зоны. Заметим, что высокая значимость языка для юриспруденции определяется тем, что он выступает «не столько как техническое средство выражения волеизъявления законодателя, сколько как форма самого существования права, призванного осуществлять диалог власти с народом на языке этого народа» [11].

Каков же отличительный стилевой маркер речевого поведения юриста-профессионала? Образованность? Вежливость? Коммуникативность? Умение слушать? Выступать? - Есть основания полагать, что все перечисленное и все смежное с названным непреложно важно, однако стилеобразующим элементом языковой личности юриста представляется особая речевая маска1, соответствующая его социальной роли (роль-маска)2.

Вслед за М.В. Шпильман и Т.А.

Чеботниковой под речевой маской будем подразумевать коммуникативную стратегию, построенную на основе чужого языкового образа, выбор которого обусловлен целями говорящего, ситуацией, формой общения, фактором адресата, а также разделим точку зрения исследователей, что стратегию «языковая маска» могут реализовать прежде всего:

языковая личность, владеющая высоким искусством слова, - автор художественного произведения;

языковая личность, демонстрирующая хорошее, ремесленное владение языком;

языковая личность, владеющая интеллигентным языком, который А.А. Шахматов называл «языком узкого круга образованных лиц» [10, с. 75].

Использование языковых масок вообще - неотъемлемая черта той или иной модели поведения членов социума. Согласно учению Бахтина, человек создает «образ себя самого для себя самого и мой образ для другого», т.е. реально существует в формах я и другого («ты», «он» или «man» / Man (субстантивированное неопределенно*Рамки статьи не позволяют привести терминологическое исследование встречающихся в специальной литературе понятий «языковая маска», «коммуникативная маска», «ораторская маска», «словесная маска» (выражение Ю.Н. Тынянова). Выбор термина «речевая маска» обусловлен последовательной ориентацией на приведенную в предыдущей сноске дихотомию.

Речевая маска может быть реализована в разных функциональных направлениях и объемах, например: маска как образ и маска как роль, маска как прием и маска как коммуникативная стратегия. Маска-образ создается «для себя» и играется «для другого»; маска как прием предполагает риторическое (убеждающее) действо, маска как стратегия представляет собой определенную линию речевого поведения (проблемам речевых и языковых масок посвящены диссертационные исследования Чеботниковой Т.А., Соколовской Т.Б., Шпильман М.В.; ораторской маске (в судебной защитительной речи) - диссертация Кузнецовой Е. А).

личное местоимение в немецком языке) - категория философии Мартина Хайдеггера; безличная сила, определяющая обыденное существование человека) [2, с. 318]. А.Ф. Кони, например, говорил, что всегда играл три роли: первого любовника - был всю жизнь влюблен в Фемиду; резонера - постоянно учил и напутствовал молодежь; злодея

требовал казни для преступников.

Кроме социальной роли, необходимо представить и ту двоякую роль, которая отведена судебному оратору в процессе речевой коммуникации, - роль автора и исполнителя одновременно. В юридической профессии это нагляднее всего иллюстрирует работа адвоката - и по форме (судебный оратор), и по содержанию (личное мнение адвоката относительно обстоятельств рассматриваемого дела не имеет плана выражения в его профессии). Иными словами, защитник должен быть Vir bonus, dicendi peritus / Муж честный, опытный в красноречии.

Маска может помочь говорящему отделить себя от униформы при выполнении профессионального долга, особенно у юристов. Как заметил П.С. Пороховщиков, «суд не может требовать истины от сторон, ни даже откровенности: они обязаны перед ним только к правдивости». Такова «ораторская маска», которую в качестве риторического приема часто использовал Ф.Н. Плевако, будь то речь по делу Шидловской (Дело М.Ц. Шидловской, по первому мужу Ковец- кой, обвиняемой в двоемужестве) - перед судом присяжных; речь по делу Севских крестьян (Дело Севских крестьян, обвиняемых в участии в преступном скопище) - перед сословными представителями; речи по делам о стачке (Дело о стачке рабочих на фабрике товарищества Саввы Морозова) и диффамации (Дело Гилярова-Платонова и Дубенского, обвиняемых в диффамации) - перед судьями-юристами. Фрагмент защитительной речи по делу Севских крестьян иллюстрирует, например, «ораторскую маску гражданина»: «Русская национальная черта сказалась: тишь, молчаливое страдание и взрыв на мгновение... И хорошее, как подвиг, и дурное, как проступок, у смиренного и безответного, что пятно на лице, как-то случайно, на час- другой, не в смысле природного дефекта, а набегом, мутью, заразой. Русский человек даст порой Минина, порой Пугачева, порой Пожарского, порой Разина. А между этими именами - десятилетия и столетия молчания и мертвой зыби...» [8, с. 584].

Вчера. Примем отсчет не от греческих гласных судов и римского права, а от судебной реформы 1864 г., согласно которой в России впервые был введен гласный и независимый от администрации суд, основанный на принципе состязательности сторон. Был учрежден институт следователей, адвокатура, присяжные заседатели . Период, связанный с осуществлением судебной реформы, был назван

Ф. Кони периодом «судебного обновления России», «пробуждения правового чувства и юридической мысли».

Языковая личность юриста вчера - это в первую очередь имена теоретиков и практиков судебной речи, великих судебных ораторов:

Д. Спасовича, А.И. Урусова, П.А. Александрова, С.А. Андриевского, Н.П. Карабчевского, Ф.Н. Плевако, А.Ф. Кони, П.С. Пороховщи- кова и др. Их речи содержательны по сути, оригинальны по мысли, превосходны по изложению. Язык каждой из речей любого из этих без преувеличения титанов судебного красноречия напоминает язык художественной прозы, а их обширные знания и богатая эрудиция до сих пор способны поразить воображение.

Приведем два рассуждения о судебном красноречии. Без комментариев.

П. Сергеич: «Ваятели, художники, поэты творят для всего человечества, для потомства, судебные ораторы - для небольшой судебной залы, для трех судей или двенадцати присяжных; те - навсегда, навеки, эти - на несколько минут. Речь оратора - это отблеск луны на беспокойных волнах потемневшего моря, игра облаков на светлом июньском небе, гроза, прошумевшая над лесом, ветер, пробежавший по степи; это - преходящее, мимолетное, бесследное, а творения Го- мера, Праксителя, Рафаэля - это неувядающее, бессмертное, вечное» [9, с.294].

Н.П. Карабчевский: «Судебное красноречие - красноречие особого рода. На него нельзя смотреть лишь с точки зрения эстетики. Вся деятельность судебного оратора - деятельность боевая. Это вечный турнир перед возвышенной и недосягаемой «дамой с повязкой на глазах». Она слышит и считает удары, которые наносят друг другу противники, и угадывает, каким орудием они наносятся» [4, с. VI.].

Сегодня. С возвращением суда присяжных в новом (как хорошо забытом старом) ракурсе встает вопрос о «качестве» судебного красноречия, поскольку именно в публичной состязательности раскрывается вся сила и мощь языковой личности юриста. Впрочем, как замечает И.В. Пешков, «жизнь в принципе кризисна и постоянно ставит нас в ситуации, требующие энергичного осознания... и нестандартного речевого действия. ... Если в общении есть кризис, то необходимо вызывается речь» [7, с. 267]. Если нет места слову - то сначала дуэли, потом киллерство...

Сила слова сегодня - аксиома, которую почему-то повсеместно пытаются опровергнуть. Неуважением к слову, небрежностью к речи, несоблюдением обещаний. А вместе с тем, поговорка «Как корабль назовешь - так он и поплывет» широко бытует в народе.

Современная речевая ситуация в целом - одна из острейших и интереснейших проблем в мире. С одной стороны, в Сорбонне с сентября 2001 года введен курс «профессионального написания писем», поскольку ученые-языковеды обеспокоены признаками исчезновения «высокой» письменной формы французского языка у нового поколения, привыкшего к электронной почте и SMS-посланиям. С другой - по сообщению службы новостей «Голоса Америки», 14 июля 2010 года Апелляционный суд штата Нью-Йорк отменил запрет на сквернословие в эфире, признав его неконституционным. Судьи сошлись во мнении, что это является нарушением первой поправки к Конституции, гарантирующей свободу слова. Да и в российской прессе по поводу граней чистоты языка идут дебаты. А в защиту «великого и могучего» единым строем встает почему-то в первую очередь русское зарубежье.

Разве можно научить силе слова с ориентацией на тесты или на популярных краткосрочных тренингах? Это подчас равносильно тому, как если бы в Шаолине давали физическую подготовку без духовной. Например, учат точности слова. Показывают, как оно должно соответствовать понятию и даже жесту. Действительно, вербальные и невербальные знаки находятся в определенном соответствии. Мантия судьи, мундир генерала, смокинг аристократа определяют различные типы высказываний и манер. Даже мы, будучи в деловом или спортивном костюме, не только смотримся - говорим по-разному. Как нам будет комфортно, когда мы точно выразим свою мысль! Какие положительные эмоции мы испытаем! Словом, какой я буду умный и красивый. А собеседник?

Человек способен произнести примерно 130 слов в минуту, а услышать 400 слов за этот же промежуток времени. Следовательно, мы способны слушать почти в три раза быстрее, чем говорить! (Именно поэтому многие слушатели отвлекаются от собеседника, начинают думать о чем-то другом, теряют нить разговора). Кроме того, результаты социологических исследований показали, что коммуникативная деятельность человека составляет около 80% его существования. Из них: 45% - аудирование, 30% - говорение, 16% - чтение, 9% - письмо. Казалось бы...

Но:

По впечатлениям Александра Ивановича Привалова, или просто Саши (главного героя произведений А. и Б. Стругацких «Понедельник начинается в субботу» и «Сказка о тройке»), случилось нечто:

«Эдельвейс Машкин, старичок-изобретатель, словно взорвался: -Высочайшие достижения нейтронной мегалоплазмы! - провозгласил он. - Ротор поля наподобие дивергенции градуирует себя вдоль спины и там, внутре, обращает материю вопроса в спиритуальные электрические вихри, из коих возникает синекдоха отвечания...

У меня потемнело в глазах, рот наполнился хиной, заболели зубы, а проклятый нобль ве говорил и говорил, и речь его была гладкой и плавной, это была хорошо составленная, вдумчиво отрепетированная и уже неоднократно произнесенная речь, в которой каждый эпитет, каждая интонация были преисполнены эмоционального содержания, это было настоящее произведение искусства. Старик был никаким не изобретателем, он был художником, гениальным оратором, достойнейшим из последователей Демосфена, Цицерона, Иоанна Златоуста... Шатаясь, я отступил в сторону и прислонился к холодной стене...».

Конечно, это языковая маска. Тогда представьте, что ученый, может быть, юрист-теоретик, излагает: «Показ Пушкиным поимки Золотой рыбки, обещавшей при условии ее отпуска в море значительный откуп, не использованный вначале стариком, имеет важное значение. Не менее важна и реакция старухи на объяснение ее старика о неиспользовании им откупа рыбки, употребление старухой ряда вульгаризмов, направленных в адрес старика и принудивших его к повторной встрече с рыбкой, посвященной вопросу о старом корыте»

?!

Завтра. Итак, язык нельзя возвести в ранг закона и потребовать его строгого повсеместного соблюдения. Язык постоянно создается и созидается его носителями, постоянно изменяется, поскольку есть не что иное, как средство нашей речевой реакции на жизнь. «Дар слова есть натуральная принадлежность человека, язык не выдумывается, как и любовь, - писал B.C. Соловьев. - Однако было бы крайне печально, если бы мы отнеслись к нему только как к естественному процессу, который сам собою в нас происходит, если бы мы говорили так, как поют птицы... а не делали бы из языка орудия для последовательного произведения известных мыслей, средства достижения разумных и сознательно поставленных целей... Какое значение имеет любовь для создания истинной человеческой индивидуальности, такое же значение имеет слово для образования человеческой общности и культуры».

Наша жизнь, наша личность, все наши права и свободы будут защищены только в обществе, где соблюдается закон. Причем каждая его буква. А для этого он должен быть прописан грамотно: нашими учителями - вчера, нами - сегодня, нашими учениками - завтра. И «не без божества, без вдохновенья, без слез, без жизни, без любви»...

Список литературы

1 .Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. М.: Художественная литература, 1975. 504 с.

Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979.

424 с.

Ипатова И.С., Сметанина Н.П. Учитель как языковая личность: социальный и лингводидактический аспекты. / Подготовка специалиста в области образования: проблемы подготовки будущего учителя: коллект. монограф. Н. Новгород: НГПУ, 2001. Вып. X. С. 228-235.

Карабчевский Н.П. Речи. 1882-1914. 3 изд. Пг.-М.: Издание Товарищества М.О. Вольф, 1916. 631 с.

Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М.: Наука, 1987.

263 с.

Мурзин Л.Н., Штерн А.С. Текст и его восприятие. Свердловск: Изд-во Уральского университета, 1991. 172 с.

Пешков ИВ. Введение в риторику поступка. М.: Лабиринт, 1998. 282 с.

Плевако Ф.Н. Избранные речи. М.: Юрайт, 2011. 649 с.

Сергеич П. Искусство речи на суде. М.: Юридическая литература, 1988.

384 с.

Чеботникова Т.А. Роль-маска: условия реализации и нейтрализации // Вестник Оренбургского государственного педагогического университета. 2012.№ 2 (2). С. 74-80. // электронный научный журнал. [Электронный ресурс]. ULR: www.vestospu.ru (дата добавления: 25.06.2014).

Ассоциация лингвистов-экспертов юга России. [Электронный ресурс]. ULR: www.ling-expert.ru/library/slovar/linglaw.html (дата обращения: 05.01.2013).

Количество показов: 2195