Феноменологическое измерение юриспруденции

ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ЮРИСПРУДЕНЦИИ

Тимощук Е. А.,

кандидат философских наук, доцент кафедры социально-гуманитарных наук Владимирского филиала МФЮА, г. Владимир

Статья развивает тему снятия противоречий между юснатурализмом и позитивизмом, идеализмом и материализмом, эссенциализмом и процессуализ- мом с помощью феноменологического метода.

Ключевые слова: феноменология права; Ингарден; конкретизация; интен- циональность права; социокультурные объекты.

Э. Гуссерль оказал плодотворное влияние не только на философию, но и на широкую область социогуманитарной мысли. Его последователи: М. Шелер - в этике; Ж. Гурвич, А. Шюц, П. Бергер, Т. Лукман - в социологии; Н. Гартман, М. Хайдеггер - в философской онтологии; Р. Ингарден - в эстетике и теории культуры; Г.Г. Гадамер - в герменевтике; Р. Отто, Э. Штейн - в философии религии и теологии; А. Койре - в философии науки - применяли метод феноменологии и превратили феноменологию в одно из наиболее влиятельных течений гуманитарной мысли. Это одно из достижений феноменологии - она не создает догматов, но поощряет исследовательский плюрализм, при сохранении изначального ядра (интенцио- нальность, феноменологическая редукция, жизненный мир, конститу- тивность). Феноменологическое движение является фрактальным объектом при изучении социокультурной динамики, т.е. оно воспроизводит одни и те же принципы на разных уровнях масштаба.

В философии права идеи Гуссерля воплощали и интерпретировали А. Райнах, У. Луйжпен, Э. Фехнер, В. Майхофер. Феноменология права, как и в целом феноменология, выступает не как обособленная школа, а диалогический, процессуальный объект, рождающийся на границах разных дискурсивных полей.

Взаимодействие с ведущими направлениями интерпретации права, а также собственная работа феноменологической школы позволила выработать ряд принципов обращения к этому явлению: интерсубъективность права, реализующегося в социальных актах (А. Райнах); экзистенциальность права как дорефлексивного чувства справедливости (У. Луйжпен); право как форма перехода от конкретного к абстрактному и наоборот (В. Майхофер).

Весьма элегантную феноменологическую концепцию права предложил в годы эмиграции Н.Н. Алексеев. Опираясь на труды Ше- лера и Райнаха, он исходил из того, что право возможно как творческий сплав натурализма и позитивизма. Он обращался к Гуссерлю, чтобы решить проблему критики рационального обоснования правовой деятельности, и в этом не потерял актуальности. Попытки конечного рационального определения права приводят лишь к умножению сущностей, поэтому феноменология права должна обосновать необходимость допредикативного схватывания права. Юридическая деятельность реализуется через феноменологические акты признания, интереса, безразличия, отрицания, желания, воли и т.п., воплощённые в интерсубъективных жизненных мирах. Морально-ценностные моменты составляют феноменологическую целостность и подлинность права, хотя они порой алогичны. Результатом их становятся правовые факты, нормы, законы. Таким образом, право - это многомерное явление по фиксации волевых данностей интерсубъективных групп.

Помимо носителя права, Н.Н. Алексеев обращает внимание на изначальные непреодолимые данности юридического порядка, связанные с социокультурным контекстом. Вкупе с феноменологическими актами непреодолимые данности и образуют феноменологическую структуру права [1, с. 97-117.].

Особо следует отметить польского феноменолога Р. Ингардена, которые применил феноменологический метод к социкультурным объектам (произведения искусства, религия, право, государственность). Для него все эти феномены являются интенциональными объектами, т.е. созданные и поддерживаемые интенцией, направленностью сознания.

В интенциональном акте отсутствует внешнее и внутреннее. Интенциональность призвана снять картезианскую напряженность между субъектом и объектом. Сознание - это всегда сознание о чем- то, не бывает субъекта без объекта. И наоборот, объекты не могут быть независимы без субъектов. Интенциональность делает субъект и объект взаимозависимыми. Направленность сознания на объект привносит в познание объекта субъективные предпосылки, которыми пренебрегала классическая наука.

Интенциональные образования имеют разную продолжительность жизни. Сколько было создано правовых актов и юридических решений каждую эпоху, однако в общественном сознании остаются единицы. Какие-то интенциональные образования носят более устойчивый характер, например, идеалы истинности, равенства, свободы. Однако параметры этих объектов постоянно находятся в согласовании/корректировке специфических интерсубъективных жизненных миров (правовые, политические сообщества). Разные типы мировоззрений, с этой точки зрения, представляют собой коллективные формы идентификации смысловых объектов и самоидентификации участников смыслового обмена.

Право выступает в этом контексте формой социокультурной идентичности, и его онтологический статус целиком зависит от ин- тенциональности (векторности сознания) участников особой общественной группы. Судебник Ивана IV не является более действующим законодательством, и его онтичность поддерживается историческим сознанием, но не операциональным. Если через какое-то время он уйдёт и из исторического сознания, то его онтичность будет равна 0.

Р. Ингарден был не единственным, кто рассматривал право как специфический социокультурный объект. Так, отношение к праву как к конституирующей структуре человеческого мира принадлежит немецкому культурологу А. Демпфу, который выделяет, помимо права, следующие единицы иерархического порядка жизненных сил: религия, образование, хозяйство. Они задают способы организации жизненного мира, а их конфигурация определяет особенности той или иной культуры. Главенство того или иного начала порождает тот или иной тип культуры. При доминировании права складывается констелляция политической культуры (европейская культурная традиция), религия как начало выстраивает профетическую конфигурацию культуры (иудейская, индийская культуры). Право - это специализированная область культурной активности человека, роль которой особенно увеличивается в условиях роста плотности населения, интенсивностью межкультурных, межгрупповых и межличностных обменов в современной культуре. При этом активизируются позиции как юснатурализма, так и позитивизма. С одной стороны, цивилизация ограничивает «право сильного», формируются ценности и правила, регулирующие совместное проживание людей - происходит взаимовлияние морали, религии и права в процессе эволюции общества. Универсалистская система юридических законов сменяет обычное право. С другой стороны, интенсивность социальных обменов требует жёсткого управления общественной безопасностью, что не может не усиливать нормативизм.

О конфликте этих двух тенденций в развитии культуры писал немецкий философ и юрист С. Пуффендорф (1632-1694). В его нормативной концепции культуры человек обнаруживает свою растущую гражданско-политическую функцию, которая вступает в противоречие с духовной, нравственной сущностью. С. Пуффендорф видит возможность снятия двойственности морали и права, долга и закона в развитии естественного права.

Известно, что Г.Г.Ф. Гегель исповедовал этатистский принцип культуры: индивидуальное духовное я должно подчиниться абсолютному началу в виде государства. А. Шопенгауэр, напротив, говорил о невозможности эссенциального, детерминированного фиксирования человеческой культуры указывал: «Не раз ставился вопрос, что стали бы делать при первой встрече два человека, выросшие в пустыне, каждый в совершенном уединении. Гоббс, Пуффендорф и Руссо разрешали его различным образом. Пуффендорф полагал, что они встретились бы дружелюбно; Гоббс - напротив, что враждебно; Руссо - что они разошлись бы равнодушно. Все трое были и правы, и не правы...» [4, с. 79].

Феноменология права указывает на то, что результат такой встречи невозможно предсказать абстрактно (что постоянно пытается делать наука), он зависит от состояния конкретных интенционально- стей конкретных жизненных миров и их контекстов. Сущностный подход к культуре, праву не может включить всего разнообразия ситуативных конфигураций. Поэтому совершенно справедлива апелляция постмодернизма к номадическим сингулярностям. Причём вопрос ставится не только в теоретическом смысле - восприятие мира как множества единичных блуждающих процессуальностей. Вполне ощутимы социокультурные воплощения кочевничества: транспортные системы и портативные предметы; аутсорсинг и телекоммуникация; нео-номады, живущие в фургонах и яхтах, и челноки, ищущие лучшей доли.

Хорошо известна позиция социологии права, где оно рассматривается как институт, устойчивая форма по удовлетворению норма- тивно-разрешительных значений, возникающих в процессе общественных интеракций. Однако социология концентрируется на носителях правой формы, культурология же - на форме отбора и трансляции. Право с точки зрения результата объединяет материализованные прошлые действия и высказывания деонтического характера и поэтому определяется как специфическая культурная эстафета, реализующая гарантированное социальное удовлетворение устойчивых деонтических модальностей индивида и сообществ («обязательно», «нейтрально», «запрещено», «разрешено»). Феноменология объединяет социальный и культурный аспекты права. Участие множества агентов, диалогичность, открытость обменов, интерактивный характер решений, вероятностные прогнозы и неопределенность будущего позволяют говорить о необходимости новой репрезентации социокультурных объектов.

Правовые объекты - это результат длительного социокультурного конституирования. В силу множественности социокультурных групп и их интересов устойчивость юридических отношений зависит от силы интерсубъективных связей внутри этих групп. Правовые нормы поддерживаются совокупностью интенциональностей социокультурных агентов, которые могут быть специальными (суды, правоохранительные органы, государственные служащие, законодатели), так и общими (правосознание народных масс). В силу процессов ценностно-смысловой эксфолиации в обществе дальнейший процесс конститутивности права принимает неожиданные направления, порой противореча самой родовой сущности общества: декриминализация гомосексуализма, легализация однополых браков, эвтаназия.

Учитывая, что правовые объекты конституируются в неоднородной среде и разворачиваются в различных правовых системах, к ним применима теория конкретизации Р. Ингардена, исследовавшего вопросы превращения абстрактного в конкретное. Правовая кодификация есть пример реализации абстрактного с последующей конкретизации в правоприменительной практике. Прецедентное право - это попытка отказаться от правовых абстракций в пользу конкретики бытия. Несомненно, эта система права имеет свои преимущества, однако следует исходить из того, что необходимо пользоваться генерализующей функцией разума для компактности, экономичности правовых кодексов, и поэтому отдаем предпочтение балансу абстрактных законов и компетентных правовых конкретизаций.

Ингарден раскрыл технологию субъективной конкретизации как индивидуального «развертыванию» семиотического объекта, открытие новых горизонтов смысла. Конкретизация осуществляется за счет точек неопределенности, или совокупности не сказанного автором.

Ингарден выделяет два типа точек неопределенности - одни могут быть сняты за счёт внимательного прочтения текста, иные точки неопределенности устранить нельзя, т.к. текст не содержит по ним никаких разъяснений. Проводя аналогию с правовой реальностью, можно также выделить два типа точек неопределенности: одни связаны с особенностями индивидуальной правовой интерпретации, другие - с потенциалиями социодинамики. Соответственно, точки неопределенности, связанные с правовой интерпретацией, могут быть устранены через коллективных субъектов права, в то время как векторы социодинамики сами представляют особое неоднородное, слабо прогнозируемое множество.

В сентябре 2008 г. Европу всколыхнул беспрецедентный акт гражданской самоорганизации: жители Кёльна вышли на улицу протестовать против антиисламского конгресса, который собрал представителей правых партий Германии, Франции, Италии и Бельгии. Последние выступают за сохранение культурной идентичности Европы; в частности их волнует то, что минареты самой большой в Германии мечети будут соперничать со шпилями Кёльнского собора. Антиисламистов также беспокоит формирование в Европе параллельного общества, не разделяющего традиционные для Европы ценности и мировоззрение.

«Если Вы не за ислам, значит, Вы за Гитлера» - под такими лозунгами встретили конгресс жители Кёльна, опасающиеся исламоко- ста. Ведь преследование евреев в Европе также началось на волне недовольства.

Алармисты, в целом, не против ислама, они считают, что мусульмане Европы должны европеизироваться, а именно:

1) мечети не должны быть больших размеров, и минареты на должны использоваться для созыва верующих; 2) иммигранты должны владеть местными языками; 3) женщинам-мусульманкам следует принять европейский тип коммуникации, который подразумевает открытость лица и контакт глазами с собеседником, не ношение чадры, паранджи; 4) разделение светского кода коммуникации, который допускает ироничное отношение к религии (история с «карикатурным скандалом»). При всей скандальности антиисламского конгресса такие ожидания разделяют около трети европейцев. Существуют и симметричные обязательства по отношению к социальному менеджменту в Европе: назрела необходимость в проведении политики терпимости, знания Другого.

Особый интерес в области этноконфессиональных отношений представляет Россия, т.к. она остаётся одним из самых многонациональных и многоконфессиональных государств мира: в ней проживает более 200 национальностей и зарегистрировано более 50 разнородных религиозных организаций. Особенно заметен на общероссийском фоне Дагестан, представляющий как бы матрицу полиэтничности России, собирая в себе более 100 этносов.

Комплексная неоднородная социальная реальность ставит перед гуманитарными науками непростые вопросы: следует ли двигаться по пути универсальных демократических ценностей или воспроизводить национальные идентичности? В условиях культурной неоднородности следует ли нам реализовывать правовую неоднородность для того, чтобы удовлетворить этноконфессиональное множество? Какую стратегию выбрать для социального мира?

Очевидно, что колониальная унификация - это инструментарий из прошлого. Однако и мультикультурализм при внимательном рассмотрении оказывается западной культурной гегемонией, где в одном наборе с конституционными правами прилагаются сегодня однополые браки, запрет на использование «дискриминирующих сексони- мов» мать и отец. Следовательно, идеалы гражданского общества Запада и Востока будут отличаться в этой части. Принимая конституционные права и свободу от дискриминации по признаку расы, нации, религии, пола, возраста, Россия не может признать гомосексуальные браки, т.к. это противоречит самой приро дно-родовой сущности человека.

Существуют и внутренние противоречия: традиций и закона, религиозного и светского, федерального и уровня субъекта федерации. Так, обычное право на Кавказе предписывает кровную месть, похищение невесты. Вместе с тем, согласно УК РФ, кровная месть квалифицируется как преступление, умышленное причинение смерти другому человеку по мотивам ненависти или вражды; соответственно, она преследуется уголовным законом РФ и не осуждается Кораном. В родоплеменных обществах кровная месть имеет важную функцию - установление справедливости, которую порой не может достичь уго- ловно-исполнительное право. В отдельных регионах Северного Кавказа прибегают до сих пор к кровной мести; органы прокуратуры для ведения судебного расследования выбирают Краснодарский и Ставропольский край, т.к. на Северном Кавказе определённое общественное мнение поддерживает обычное право [2]. Каким образом реализовать универсальные принципы права в неоднородных этноконфес- сиональных условиях, которые разрешают полигамию, кровную месть, похищение невесты?

Похищение невесты с целью принуждения ее вступления в брак также может иметь тягостные последствия для репутации похищенной женщины, если она не дала согласие на вступление в брак. Поэтому умыкание женщины с целью принуждения вступления в брак уже начинает вызывать осуждение на Кавказе. Народное собрание Ингушетии в 2004 г. внесло предложение криминализировать похищение женщины с целью принуждения вступления в брак [3], однако предложение не было поддержано другими субъектами Федерации, где эта проблема не актуальна. В целом, остаётся неясным, следует ли России реализовать систему правовой неоднородности или оставаться на позициях правового универсализма.

На границах жизненных миров возможны конфликты конкретизации (интерпретации). Так, конфликт конкретизации конституционных прав и свобод можно рассмотреть на примере обсуждения проекта закона об оскорблении религиозных чувств. Сторонники этого законопроекта видят в нём гаранта неприкосновенности священного, а противники полагают, что он выводит религию из сферы общественной критики, что плохо для самой же религии. Конституционные права и свободы имеют индивидуальные интенциональные параметры, и их тождественность устанавливается интерсубъективно.

Феноменология не является идеологией, поэтому она не претендует на всесильность, способность решить многообразные проблемы гражданского и арбитражного процесса, практики применения государственного принуждения в изменяющемся мире; ответить на актуальные вопросы борьбы с преступностью в современных условиях; описать современное состояние и перспективы развития международного частного права, снять противоречия между национальными и международными интересами в праве. В своём самоограничении она претендует на скромную роль повышения эффективности социально-гуманитарных основ государства и права, уточнения терминологического измерения современного юриста.

Список литературы

БорщИ.В. Феноменология права Н.Н. Алексеева: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2005.

Кевченко О.П. Расследование убийств, совершенных по мотиву кровной мести: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2003.

Постановление Народного собрания Республики Ингушетия № 244 от 21 октября 2004 г. II «О проекте федерального закона «О внесении изменения в Уголовный кодекс Российской Федерации». Магас, 2004.

Шопенгауэр А. Афоризмы и максимы. JL, 1990.

Количество показов: 1153