Общегосударственное и местное право в российской империи: формирование и соотношение

Формирование и развитие Российского государства во второй половине XVII - начале XX вв. как имперского образования поставило и заставляло российскую верховную власть искать механизмы поддержания внутриполитической стабильности в условиях полиэтнического социума, в котором социально-территориальные пространства - присоединенные территории - характеризовались сложившимися ранее механизмами управления и правового регулирования. Поиски соотношения интересов метрополии и национальных регионов проявлялись в различных плоскостях взаимодействий - сохранении обычаев, религии, сложившихся до вхождения в состав России управленческих и правовых систем.

имперские параметры системы права в России следует рассматривать в контексте понятия «империя». Под империей понимается сложная форма организации государственной власти и правового регулирования, которая сложилась как следствие территориальной экспансии государства-метрополии и связана с объединением в рамках одного государственного образования различных народов на основе подданства, выделением имперского центра, представленного единой системой государственной власти в лице ее верховного носителя с титулом императора и в целом централизованного государственного управления и законодательства с учетом и опорой на государственно-правовые традиций и опыт развития национальных регионов до включения их в состав имперского образования в виде сохранения механизмов местного управления, самоуправления и источников партикулярного права. Соответственно все имперские образования в процессе своего формирования, начиная с Римской империей, сталкивались со сложившимися с феноменом местного права - в той или иной мере сложившихся регуляций социально-территориальных пространств до их до включения в состав нового государства.

Российское государство в этом отношении не являлось исключением. Особенностью Российской империи был «срединный» характер пространства ее власти, когда собственно изначальное Российское государство по мере продвижения от «центра» осуществляло приращение территорий с различным уровнем политико-правового развития - от территорий, народы которых входили в состав развитых стран с развитой системой государственного управления и законодательства, до территорий, где проживали различные народности в условиях родового управления и традиционных регуляций. В Россию в период империостроительства вошли новые национальные регионы - во второй половине XVII вв. - Украина (Малороссия), Белоруссия и Литва (Западные губернии); в XVIII в. - в Прибалтика (Остзейские губернии) и часть финских земель (Старая Финляндия); в первой четверти XIX в. - Грузия (1801 г.), Великое княжество Финляндское (1808-1809 гг.), Бессарабия (1812 г.) и Царство Польское (1815 г.). Именно эти социальные и территориальные пространства с ярко выраженными особенностями каждого из национальных регионов выступило важнейшим фактором, определившим политическую необходимость и целесообразность учета их особенностей для российской верховной власти во внутренней политике. В связи с этим М.М. Михайлов подчеркивал, что «если ... государство сложилось через соединение различных народов, из коих каждый имеет свою особую историю, то в развитии этих народов мы усматриваем различие, и отсюда является необходимость в местных законах»1.

Объективным фактором, влияющим на сохранение местного права в национальных регионах, являлись также численность и этнический состав населения Российской империи. Соотношение населения центральной части России (в границах середины XVII в.) и присоединенных территорий изменялось в сторону последних - если в конце 1670-х гг. 14,3% (1,6 млн. из 11,2 млн.) составляли жители новых земель, то в конце XVIII в. население национальных регионов составляло 36,4% (13,6 млн. из 37,4 млн.), а в начале XX в. - 59,1% (105, 4 млн. из 178,4 млн. человек). В XVIII, XIX и XX вв. в процентном отношении русские составляли: 70,7% - 48,9% - 44,6%. На долю других почти 200 народов соответственно приходилось 29,3% - 51,1% - 55,4%, в т.ч. украинцы: 12,9% - 19,8% - 18,1%; белорусы: 2,4% - 8,3% - 4,0% и др.2

И добровольно вошедшие в состав Российской империи, и присоединения к ней при завоевании народы несли с собой особенности социо-культурного характера - национальный менталитет, культуру, вероисповедание, язык, обычаи и традиции. Они принесли с собой в той или иной мере и сложившиеся элементы национальной государственности - системы управления, судоустройства и местного самоуправления, действовавшее до присоединения местное законодательство, обычаи и обыкновения - все то, что характеризует так называемый «юридический быт» народов и народностей. Вполне естественно, что бездумный слом сложившейся управленческо-нормативной системы не соответствовал бы ни геополитическим, ни внутриполитическим интересам Российского государства и мог вызвать нежелательное социально-политическое напряжение на присоединенных территориях, а это отнюдь не способствовало ни безопасности, ни стабильности как на национальных окраинах страны, так и в Российской империи в целом. Это заставляло Российское государство в той или иной степени придерживаться в этнополитике принципа «мирного сосуществования» имперского и национального компонентов, что проявилось как в сохранении российской верховной властью приемлемых и не разрушающих государственное единство Российской империи институтов, так и в использовании в юридической политике местных управленческих и нормативных систем присоединенных территорий, скорректировав их исходя из решаемых задач3. При этом российская верховная власть учитывала и комплекс обстоятельств, «которые до крайности затрудняют распространение на всю государственную территорию одних и тех же гражданских правовых норм. Это - причины культурные, строй и склад быта семейного и экономического, особенно когда они нашли выражение в законодательстве, в существенных частях, более совершенном, чем то, которое действует в коренной части государства», - указывает Н.М. Рейнке4.

В правовых актах цари, а затем императоры декларировали намерение обеспечивать прежние и даровать новые права и привилегии новым российским подданным и сохранять сложившуюся систему управления и права. Так, еще царь Алексей Михайлович 8 января 1654 г. Б. Хмельницкому на прошение стать подданными ответил согласием и указал на сохранение прежнего правового положения власти и статуса населения. 27 марта 1654 г. Он выдал Жалованную грамоту гетману Б. Хмельницкому и Запорожскому войску «на принятие их в российское подданство» и «с подтверждением прав и вольностей, дарованных им от королей польских и князей литовских»1. Русским царем была дана и Жалованная грамота г. Киеву в подтверждение «прежних прав его и вольностей»2. Эта практика была характерна и в политике Петра I, который во время Северной войны в Прибалтику в 1710-1712 гг. издал ряд жалованных грамот жителям Остзейского края «в подтверждение древних их привилегий, прав и статутов»3. Екатерина II в 1795 г. при присоединении к России Курляндского и Семигальского княжеств и Пильтенского округа объявила, что жителям «права, преимущества и собственность, законно каждому принадлежащая, в целости соблюдены будут4.

В русле этого действовал и император Александр I, который 15 марта 1809 г. в манифесте «Об учреждении прав Великого княжества Финляндии» объявил - «вступив в обладание Великого Княжества Финляндии, признали мы за благо сим вновь утвердить и удостоверить религию, коренные законы, права и преимущества, коими каждое состояние сего княжества в особенности и все подданные оное населяющие от мала до велика по конституциям их доселе пользовались, обещая хранить оные в ненарушимости и непреложной их силе и действии»5. Эти же подходы Александр I провозгласил и в отношении населения присоединенной в 1812 г. Бессарабии: «Жителям Бессарабской области предоставляются их законы»6. Он же манифестом от 9 мая 1815 г. «О присоединении к империи Российской части герцогства Варшавского под наименованием Царства Польского», пообещал жителям «устроить участь сего края, основав внутреннее управление оного на особенных правилах, свойственных наречию, обычаям жителей, и к местному их положению примененных»7.

Признание действия местного права в каждом национальном регионе следовало лишь по воле российской верховной власти. Это происходило, как отмечает российский юрист Э.Н. Бе- рендтс, «в силу свободного решения русского монарха, который, имея силу и власть завоевателя, мог по своему усмотрению определять порядок управления и законодательства в новозавоеван- ном крае» - и он действовал «не по предписанию положительного права, а по соображениям справедливости и политической целесообразности»8.

В результате к исходу первой четверти XIX в. В Российской империи сложилась двухуровневая система права, отразившая своеобразный правовой компромисс в условия имперской организации правового пространства. Первый уровень составляло общегосударственное право, действовавшее в пределах всего Российского государства, второе местное право - распространявшееся исключительно на коренных жителей отдельных национальных регионов. Н.Н. Корево подчеркивал - «Под местными законами разумеются законы областей, присоединенных в различные времена к Российскому государству и живших до того времени самостоятельной жизнью или в составе других государств»9.

Правовые параметры действия местного права в российской империи закрепил Свода законов Российской империи 1832 г. в Основных государственных законах Российской империи, которые его открывали10. Последующие издания

Основных законов (1842, 1857, 1886 и 1892 гг.) сохранили положения 1832 г. О местном праве без изменения.

Основные государственные законы в ст. 47 закрепляли положения о единстве российского правового пространства - «Империя Российская управляется на твердых основаниях положительных законов, учреждений и уставов, от самодержавной власти исходящих» и в ст. 48 фиксировалось наличие местных правовых систем - «Законы в империи действуют или единообразно в общей их силе, или с местными в некоторых их частях изменениями. Пространство сих изменений, где они допускаются, определяются в уставах особенных», которые специально устанавливались российской верховной властью. Тем самым Основные законы 1832 г. закрепили два уровня в системе права в Российской империи - общегосударственное право и местное право.

Общая регламентация пределов действия местных узаконений, определенная Основными государственными законами, была детализирована на отраслевом уровне Сводом законов гражданских (т. 10 Свода законов Российской империи). Последний устанавливал субсидиарный характер использования общероссийского права в гражданском судопроизводстве - «В тяжебных делах принимаются в основание законы края; а в тех случаях, где оные окажутся недостаточными, принимаются и законы русские» (ч.

ст. 1606). Этим определялся приоритет при решении гражданских дел в пользу местного права. и предусматривал в содержании изъятия из местного гражданского права, исключительно на основании которых решались гражданские дела в национальных регионах1. Российский цивилист П.П. Цитович, соотношение общего (помещенного в Свод законов) гражданского законодательства и местных гражданских узаконений определял следующим образом - «Общая территория 1 ч. X т. теснее территории местностей, для которых существуют свои местные законы. По отношению к 1 ч. X т. эти отдельные местности находятся в двояком положении: одни из них совершенно недоступны для 1 ч. X т. - таково положение Финляндии, Остзейского края и бывшего Царства Польского. Другие местности, напротив, открыты действию 1 ч. X т., но лишь настолько, насколько это нужно для дополнения своих местных законов той или другой области. В таком положении находятся Бессарабия и За- кавказье»2.

Свод местных узаконений губерний остзейских 1845 г. Несколько конкретизировал положения Свода законов Российской империи. Ст. 1 Свода местных узаконений повторила положения ст. 47-48 Основных государственных законов Российской империи 1832 и 1842 гг. издания: «Империя Российская управляется на твердых основаниях положительных законов, уставов и учреждений, от самодержавной власти исходящих. Законы в империи действуют или единообразно в общей их силе, или с местными в некоторых их частях изменениями». Ст. 2 Свода местных узаконений раскрывает указанное положение - «Сии изменения в общих законах именуются узаконениями местными. Заимствуя силу так же, как и законы общие, от единой власти самодержавной, сии узаконения простираются на те только губернии и области, коим они особенно предоставлены, и объемлют только те случаи, на кои именно постановлены, как изъятие из общих правил. Во всех других случаях действие общих законов империи сохраняет и в сих губерниях и областях полную свою силу»3. Свод местных узаконений губерний остзейских в ст. 3 четко ограничивает территориальные пределы действия партикулярных узаконений в Остзейском крае - «в губерниях Лифляндской, Эстляндской и Курляндской и в городе Нарве». Далее в той же статье определялись сферы правового регулирования местным прибалтийским законодательством: к государственному праву относились два первые раздела: (1) содержал положения относительно местного управления - «к особенному учреждению некоторых властей и мест губернского управления» и (2) к сословному положению населения края - «к правам состояния»; (3) к гражданскому праву - «к законам гражданским»; (4) к гражданско-процессуальному праву - «к порядку судопроизводства гражданского»; (5) к уголовно-процессуальному праву - «к порядку судопроизводства уголовного». В данной статье закреплялось и использование законоположений общегосударственного законодательства, размещенного в Своде законов Российской империи: «Допускаемые в губерниях остзейских и в городе Нарве изъятия из законов общих о наказаниях уголовных и исправительных, о земских повинностях и разных частях казенного управления, государственного благоустройства и благочиния, означены по принадлежности в общем Своде законов империи», т.е. указывалось на обязательную их фиксацию в общеимперских узаконениях.

С изданием в 1864 г. третьей части Свода местных узаконений губерний остзейских («Законы гражданские») во введении к нему детализировался ряд положений относительно действия местных прибалтийских узаконений. По этому поводу ст. I определяла - «Постановления, содержащиеся в Своде гражданских узаконений Остзейских губерний, суть или общие, действующие во всем

Остзейском крае, или особенные, имеющие обязательную силу лишь в отдельных территориях». Ст. II определяла социальные пределы действия местного права - «Пространство территорий определяется не только географическими границами, но вместе и званием их обывателей и обуславлива- емою оным подсудностью каждого». Также оговаривалось соотношение местного и обычного права - в ст. XXIV устанавливалось правило: «Право обычное не может ни отменять, ни изменять постановления настоящего Свода». Ст. XXV отдает приоритет лишь обычаям, которые признавались Сводом в качестве основания правового регулирования: «Случаи, в которых местным обычаям представлена предпочтительная, в идее изъятия, сила, приведены в настоящем Своде где следует»1.

В XIX - начале XX вв. в России сложились в том или ином объеме и существовали местные правовые системы в следующих регионах: Западный край - Украина, Белоруссия и Литва, Остзейские губернии - Прибалтика, Кавказский регион, Великое княжество Финляндское, Бессарабия и Царство Польское. Русский юрист Н.Ф. Рождественский подчеркивал - «Российские законы разделяются на общие местные. Первые имеют обязательную силу во всех частях империи; вторые действуют в тех только частях государства, которым они сохранены или даны самодержавною властью»2.

Местные системы партикулярного права представляли правовые образования сложившиеся конкретно-исторически со своими относительно локализованной совокупностью источников права и юридической практики отдельных народов, ранее имевших собственную национальную государственность и право или получивших определенный уровень государственно-правового развития в рамках другого государства. Их характеризовали следующие критерии: (1) обособленное социокультурное развитие населения национального региона до включения в состав Российской империи, в рамках которого сформировалась собственная или под влиянием других государств собственная система правового регулирования; (2) наличие в каждом национальном регионе обособленных источников местного права - правовых актов, отличающихся по историческому происхождению и содержанию от общероссийских носителей нормативно-правовой информации и санкционированных российской верховной властью в качестве носителей норм права для коренного населения данных регионов; (3) сложившийся местный механизм управления и судебных органов, обеспечивающих применение местного права; (4) сформировавшаяся интерпретационная практика и практика реализации местных правовых предписаний, выступающая в качестве дополнительного источника права и положений интерпретационного характера; (5) сложившееся на основе местного права правосознание и правовая культура населения национальных регионов3.

Итак, в России во второй половине XVII - начале XX вв. - в период формирования, становления и развития имперского государственно-правового пространства - сложилась двухуровневая система права. Местное право складывалось из партикулярных правовых систем отдельных национальных регионов. Но активно использовалось российской верховной властью для решения проблем политического и нормативно-регулятивного характера.

Количество показов: 1104