Антисоциальные произведения

1. Введение

Индукционный подход позволяет свести неопределенное множество известных в авторском праве проблем в несколько общих направлений – к соотношению индивидуального и социального, частного и публичного, духовного и материального, внутреннего и внешнего факторов, формы и содержания.

Развитие исследований по этим направлениям приближает к ответу на вопрос о перспективах авторского права в ближайшие десятилетия. Причем, картина будущего познаваема именно на уровне теоретического, даже философского анализа.

Абсолютное обобщение приводит к модусу, проходящему по этико-экономической линии.

Этика и экономика – антиномии авторского права. Этика – идейная основа, первопричина и место рождения, если угодно – школа, alma mater. Экономика – материальная основа, кнути-пряник, циничный и жесткий, но заманчивый и стимулирующий, очень эффективный инструмент, не позволяющий авторскому праву «раскисать», застаиваться на одном месте, вырождаться, трансформироваться из конкретной юридической формы в абстрактное философское подобие, в оторванный от жизни кодекс морализаторских наставлений. Получается двуединство противостоящих платформ, или классическое «единство и борьба противоположностей».

Древнейшие классики – Гораций1, Овидий2, Ювенал3 – упрекали своих современников, иронизировали: «Сначала следует искать деньги, а потом добродетель» («Quaerenda pecunia primum, virtus post nummos»). Эта ирония превратилась сперва в правило, а затем в абсолют, квазиклассический канон. Ф. Энгельс писал: «Чем дальше удаляется от экономической та область, которую мы исследуем, чем больше она приближается к чисто абстрактно-идеологической, тем больше будем мы находить в её развитии случайностей, тем более зигзагообразной является её кривая».

Печальный итог данной тенденции: «Рынок видит только материальную ценность в произведениях. Понятие духовной ценности испарилось»4.

2. Признаки антисоциального произведения

В стремлении авторов любыми способами привлечь внимание к своему творчеству, извлечь сиюминутную выгоду (как денежную, так и неимущественную), эпатировать публику порой рождаются интеллектуальные продукты, не отвечающие традиционным представлениям «общественной совести» (А.Ф. Кони5). Они могут не вписываться в рамки норм морали и нравственности, противоречить религиозной доктрине, государственной идеологии. На их охраноспособность это не влияет. Авторское право не устанавливает никаких преград для признания творения охраняемым на случай тех или иных его низкопробных особенностей, откровенно непристойных проявлений авторской индивидуальности или неярких, бесконечно упрощенных «на потребу толпе» художественных приемов. Находится и весомое формальное прикрытие, своеобразный заслон от призывов к соблюдению канонов искусства и культуры – конституционное правило о свободе творчества и запрете цензуры.

Логика политического суверена вполне прагматична – он не может и не должен гарантировать добросовестность (каждого!) автора, его личные способности, мотивы и в итоге – качество (каждого!) полученного результата. В том числе поэтому и как своего рода исторический факт, в силу естественных причин произведение возникает в момент создания. К тому же, охраняется форма выражения, а не сущность.

В целом публичная власть отвечает за благоприятный социальный климат, создание условий для культурного и физического развития своих граждан, национальную безопасность. Отсюда – прокатные удостоверения, рекомендации и ограничения для несовершеннолетних (например, по кинематографическим и аудиовизуальным произведениям, исполнениям и фонограммам), технические регламенты и государственные стандарты (для сложных в производственном плане объектов), санитарно-эпидемиологические требования, предъявляемые к отдельным произведениям декоративно-прикладного искусства, разрешительный порядок использования государственной символики и т.д. Б.М. Гонгало справедливо констатирует: «государству до всего есть дело». И это – мировая практика. «Местные законы иногда реагируют на культурное воздействие иностранных привилегий…»1.

На обозначенном фоне «сдержек и противовесов» появляются так называемые ущербные творения. Следуя лаконичному и универсальному понятийному аппарату О.А. Красавчикова и Б.М. Гонгало, подобные результаты мы предлагаем именовать «антисоциальными» («асоциальными»)2 или «приблудными»3.

Рассмотрим несколько примеров юридической судьбы сомнительных произведений, отличающихся по фактуре, источникам, юрисдикциям, но схожих в официальной и общепризнанной оценке самóй идеи.

Богата и, насколько можно судить при всем ее разнообразии, консервативна практика Европейского суда по правам человека. Суд согласился с конфискацией в Англии и уничтожением школьного учебника, посвященного вопросам полового воспитания4; признал правомерным изъятие швейцарскими властями с выставки современного искусства и конфискацию порнографических картин5; одобрил большинством голосов итоги разбирательства, проведенного судами Австрии в связи с запретом показа непристойного фильма6 и т.д. Правда, в деле «Шерер против Швейцарии» возобладала иная позиция: Европейский суд вразрез с решением Федерального Суда Швейцарии признал допустимым коммерческий показ фильма сексуального содержания при условии удаления детей и подростков и наличии предупреждения для посетителей, обеспечивающего «легитимную цель

защиты»7. Кроме того, фильм демонстрировался в специализированном заведении «для взрослых».

Право на свободу творчества Европейский суд толкует8 в свете ограничений, закрепленных п. 2 ст. 10 Конвенции «О защите прав человека и основных свобод» (Рим, 04.11.1950 г.).

Осуществление этого права:

• – налагает обязанности и ответственность;
• – может быть связано с действием местных императивных установлений – формальностей, условий, ограничений и санкций;
• – должно учитывать интересы национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка;
• – соответствовать целям предотвращения преступлений, охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия.

Явно не соответствуют этим критериям «творческие» мерзости типа интеллектуальных продуктов из крови гастарбайтеров или пластиковых фотографий в отходах жизнедеятельности и т.д.9.

Полагаю, не ошибусь, если в тот же ряд поставлю и недавно отшумевшие скандальные исполнения одной российской панк-группы, которая, со слов ее участниц, вовсе не задавалась целью «создать хорошую музыку», сознательно придерживалась «концепции плохой музыки, плохих текстов и плохой рифмы»10.

При обзоре казахстанской периодики нам попалось такое интересное сообщение: «Решением специализированного межрайонного административного суда города Алматы апрельский номер журнала «Аныз адам», посвященный Гитлеру, будет11 конфискован, сообщил пресс-секретарь городского суда Алматы Куандык Ешимет» 12.

Теперь – случай, как бы контрастирующий определенной «нейтральностью» в сравнении с озвученными выше эпизодами. Некий Шеридан Саймоуви разместил на сайте amazon.com объявление о продаже книги «О чем еще, кроме секса, думают мужчины». По рейтингу продаж в списке бестселлеров она опередила популярнейшие произведения – «Гарри Поттера» и «Код да Винчи». Вот только «в книге хоть и двести страниц, но они пустые. Белые. Чистые. Ничего на них не написано – как ни крути , ни проверяй…»13. Оригинальная задумка сама по себе не свидетельствует о создании охраняемого творческого результата – двести чистых страниц произведением не являются. Делец, по моему мнению, однозначно подставляется под иск о неосновательном обогащении.

Уверен, в любой правовой системе, в условиях любого правового режима предусмотрен отчасти реакционный публично-правовой механизм предупреждения антисоциальных произведений. Они возникает de facto, чтобы не существовать de iure. Оборотоспособность асоциальных творений сомнительна и по большому счету рискована.

Обобщенный список критериев, присущих «приблудному» творению, представляется следующим:

1. – по своей природе оно противоречит публично-правовым запретам и ограничениям, конфликтует с этическими нормами;
2. – его создание и (или) использование подпадает под действие административной или уголовной, как правило, санкции и может быть квалифицировано в смысле злоупотребления правом на свободу творчества;
3. – автор подобного продукта неадекватно воспринимает традиционные социальные ценности.

«Искаженная оценка требований общественной морали» и «этическое нарушение» – наиболее сложные критерии с точки зрения правоприменения.

Ведь «в литературе даже существует мнение, что настоящий шедевр создать можно только при отклонениях психики. В медицине также многие специалисты полагают наличие маниакально-депрессивного психоза одной из предпосылок создания подлинно гениального творения. Во всяком случае закон не содержит ограничений для признания таких лиц авторами»1.

Принципы морали и нравственности в приложении к творчеству – особая тема. Должно ли право интеллектуальной собственности как то реагировать на «приблудные» творения? Например, специально предусматривать какой-нибудь нравственный канон, отсеивая, вычеркивая из своей сферы не отвечающие ему продукты?

Р.И. Ситдикова предлагает: «назрела необходимость прямого закрепления принципа соблюдения норм нравственности при осуществлении творческой деятельности в законодательстве Рос

сийской Федерации по авторскому праву»2. Чтобы писатели перестали использовать в литературе нецензурные выражения надо легально предусмотреть соответствующий запрет. Так получается? Произведения бывают разными. Жизнь шире строгих рамок закона. Не столько возражаем, а элементарно не понимаем, каким образом будет воплощаться предложение оформить нравственность в юридической норме.

Никакой канон в законе прописывать не надо. Во-первых, хотя бы потому, что он – нравственный, а не юридический. Попытка искусственно, техническим путем подчинить фактические нюансы творческой деятельности и юридические аспекты использования интеллектуальных продуктов требованиям нравственности, присоединяя, подтягивая последние к авторско-правовому инструментарию, «напичкивая» закон разного рода этическими категориями, вряд ли является оправданной. Она сопряжена и с объективными сложностями. Сразу возникает проблема определения нравственности как таковой для целей правоприменения. Эта неутихающая философская проблема постоянно напоминает о себе в юридической практике. Например, при экспертной квалификации порнографических произведений, их делении на откровенно порнографические и

«остальные», отграничении от «просто» эротических 3; причислении к порнографии непристойных изображений, созданных только с помощью

средств компьютерной технологии4; о допустимых пределах использования изображений голых тел в рекламе5; приравнивании фотографических и компьютерных мистификаций с изображениями6, шаржей и кукольных подобий к правовому режиму использования изображения. Проблема осложняется необходимостью градации некоторых произведений (литературных, кинематографических и т.д.) для несовершеннолетних: « 0»,

« 6», « 12», « 16» и т.д.7

Во-вторых, право – лишь отражение, «тень» морали и нравственности, порой едва заметная. Естественное право в силу известного конституционного постулата доминирует над позитивным: определяет действие, содержание и применение юридических норм. Если нравственное начало будет искусственно превращаться в юридическое, произойдет конфликт двух ипостасей: не известно, что появится, но риск распыления имеющегося нормативного материала реально возникнет. Тонкую, если угодно, эстетическую, выстраданную мембрану гармоничного взаимопроникновения этического, естественного и позитивного не следует нарушать грубым вмешательством.

Применительно к творческой деятельности, очевидно нарушающей общеизвестные нормы морали и нравственности, возможный механизм правового регулирования концептуально видится таким. Понятие «антисоциальное произведение» можно закрепить легально, сформулировать в официальном обобщении судебной практики основные признаки, предусмотреть специальный иск заинтересованного лица о признании интеллектуального продукта антисоциальным, обозначив ответчиком автора или правообладателя.

3. Произведение – этический феномен

Произведение в своей естественной основе и историческом развитии – это этический феномен.

Из какого материала может быть сконструирован фундамент нормы: гражданские права и обязанности возникают в силу создания объективированных результатов творческой интеллектуальной деятельности?

Справедливо ли признание автором того, кто создал? Безусловно! Культурность, справедливость (именно в значении «врожденного чувства» – aequitas naturalis1), добрая совесть и добрые нравы, равно как и прочие «добродетели характера» (по Аристотелю 2), – этические категории. Таким образом, на первый план выходит этическое содержание.

Результативное стремление творца к совершенной форме напрямую увязывается в теории авторского права с духовной деятельностью. В.И. Серебровский совершенно точно обозначил произведение «продуктом духовного творчества»3. Обоснованное им определение4, как и концепция в целом, давно признаны классическими5.

И этимология слов – «творчество», «духовный»6, производных от них – указывает на должные высокие, нравственные характеристики идеального объекта.

Творение – по сути закономерный итог созерцания окружающей действительности через призму абсолютных моральных традиций, через культивирование высших человеческих ценностей и преобладание нравственного над физическим. Творить, значит, создавать, а не разрушать. Сотворение совершенного шедевра – вершина духовного процесса. Очередной абсолютный результат свидетельствует о бесконечности совершенства. Конечно, как доказал И. Кант, любое явление внутренне противоречиво и может быть рассмотрено и с точки зрения порождаемого им противоположного эффекта. Такова сущность антиномии. Это диалектическое противоречие – своего рода мотивационный двигатель, а не повод к отрицанию всего и вся. Гиперкритицизм в итоге оспаривает сам себя. Антисоциальные («приблудные») творения – элементарный побочный эффект. Сорняк – тоже растение. Они не способны заслонить или извратить истинную природу творчества. Субъективные устремления творцов к прекрасному (любопытство или интерес к жизни, духовная потребность) могут быть одинаково сильны, но талант, культурный уровень, условия становления и развития личности, свободы ее самовыражения, ценностные социальные ориентиры – разными.

Тацит говорил: своекорыстие «вернее всего отравляет всякое искреннее чувство»7. Между духовным творением и «искренним чувством» мы

ставим знак равенства. Что может быть искреннее творческого порыва, стремления к созиданию прекрасного, желания соединиться с природой, постичь опыт непревзойденного мастера?

В произведении заложено «свое», ни много ни мало – душа автора. И отсюда – «продукт духовного творчества». Не случайно А.М. Горький отказывался принимать термин «творчество», называя его «церковным», «аристократическим», «туманным и глуповатым словцом», «вредным словечком»8. «Иногда кажется, что словцо это влияет гипнотически и что есть опасность выделения литераторов из всесоюзной армии строителей нового мира в особую аристократическую группу «жрецов» или – проще говоря – попов искусства»9. Исходя из личной мировоззренческой позиции и богатейшего жизненного опыта, он дал очень интересное литературное толкование слову «духовный»: не завистливый, «в котором зависти нет ни к чему, только любопытство» 1.

Поскольку этический критерий вытекает из природы творчества, является ведущим, подтверждается, кроме прочего, этимологией слова2, это дает основание считать произведение нравственным свершением – социально значимым, объективно выраженным и существенно новым творческим результатом.

P.S. Когда поздно вечером прихожу с работы домой – усталый и голодный – мой пятилетний сын с пониманием предлагает мне «подзарядиться», послушав «избранное» из творчества группы

«Ленинград» (есть у нас такая привычка). В ходе

«дискотеки» моя основная задача – успеть рез

ко убавить звук в «нелицеприятном» фрагменте композиции и сразу прибавить (вопрос техники).

P.P.S. Предстоит участие в судебном слушании по делу о диффамации на стороне ответчика. Потерпевшая обнаружила в правовой базе данных некоторые нормативные документы на русском языке при том, что на государственном (казахском) языке этих документов в базе не оказалось. Истица испытала «шок, стыд, отчаяние» (и далее – по списку). Свой моральный вред оценила в размере около 30 тыс. долл. США. Есть мнение: женщина неплохо подзарабатывает подобным образом, выискивая ценники и инструкции на русском языке в отсутствие аналога на казахском и выигрывая судебные дела. Не дай Бог ей услышать о признаках антисоциального произведения!

Все относительно.

Количество показов: 1055