1. Неправомерная экстраполяция данных о психическом состоянии лица в период производства судебно-психиатрической экспертизы на период экспертно значимой ситуации в прошлом
Данный вариант экспертной ошибки обычно наблюдается при производстве судебно-психиатрической экспертизы для решения вопроса о сделкоспособности.
В соответствии с ч. 1 ст. 177 ГК сделка, совершенная гражданином, хотя и дееспособным, но находившимся в момент ее совершения в таком состоянии, когда он не был способен понимать значение своих действий или руководить ими, может быть признана судом недействительной по иску этого гражданина либо иных лиц, чьи права или охраняемые законом интересы нарушены в результате ее совершения.
Чаще всего по ст. 177 ГК оспариваются договоры купли-продажи, мены, дарения, ренты, а также завещания.
Выделенная как часть гражданской дееспособности сделкоспособность отличается от дееспособности двумя существенными особенностями: 1) она имеет в виду способность лица понимать значение своих действий и руководить ими на определенном ограниченном отрезке времени; 2) она относится к определенному конкретному гражданскому акту - совершению сделки и в этом смысле сравнима с понятием вменяемости в уголовном процессе.
Особенностями судебно-психиатрической экспертной оценки в этих случаях являются следующие:
1) при судебно-психиатрической экспертизе дееспособности оценивается психическое состояние лица с учетом динамики на будущее время, а при судебно-психиатрической экспертизе уже совершенной юридической сделки проводится ретроспективная оценка психического состояния лица на период совершения им этой юридической сделки;
2) основанием для вынесения решения о недееспособности является установление выраженного и необратимого хронического психически расстройства или слабоумия, а при решении вопроса о сделкоспособности наряду с этим важны также и преходящие, и умеренно выраженные психическое расстройства, которые могут повлиять на сделкоспособность опосредованно через ситуационные факторы.
Примером преходящего психического расстройства, которое наблюдалось в прошлом, и в период юридически значимой сделки в том числе, а к моменту производства судебно-психиатрической экспертизы полностью прошло, может служить следующий экспертный случай.
Испытуемый А., 46 лет, имеет высшее строительное образование, работает по специальности, является директором крупной строительной компании по строительству коттеджных поселков. Женат, имеет взрослого сына.
В марте 2005 г. у него появились тремор рук, головы, слезо- и слюнотечение, лицо стало асимметричным, появились расстройства памяти, стал забывать многие текущие и прошлые события своей жизни, испытывал затруднение при ориентировании в пространстве, не мог назвать текущую дату. В связи с указанными жалобами несколько раз был консультирован у невролога, который помимо очаговой неврологической симптоматики и интеллектуально-мнестического снижения отмечал также снижение мотивации к окружающему, подавленные волю и настроение. Устанавливался диагноз "Острая нейроинфекция, осложненная мультифокальной дистонией с синдромом Паркинсона. Затяжное невротическое состояние с выраженной и стойкой депрессией".
Как видно из материалов гражданского дела, 22 апреля 2005 г. жена испытуемого от его имени по доверенности от 22 марта 2005 г. подписала договор на получение кредита, в качестве залога был заявлен земельный участок и дом. 4 августа 2005 г. по той же доверенности женой испытуемого была совершена сделка купли-продажи земельных участков.
12 июня 2005 г. А. был освидетельствован в НБ N 17, установлено одурманивание бензодиазепинами, при химико-токсикологическом исследовании в моче выявлен транквилизатор феназепам.
В апреле 2005 г. А. обратился в суд с исковым заявлением о расторжении брака с женой. В судебном заседании представитель А. заявил, что жена поила А. психотропными средствами. Жена А. в свою очередь утверждала, что он перестал интересоваться сыном, сослуживцами и компаньонами, говорила, что у всех были сомнения в его адекватности и нормальности. 20 апреля 2006 г. брак А. с женой был расторгнут.
С 29 мая по 21 июня 2006 г. А. находился на стационарном лечении в неврологическом отделении с диагнозом "Оромандибулярная дистония неясного генеза (медикаментозная, последствия перенесенной нейроинфекции). Синдром паркинсонизма в анамнезе (нейролептический). Затяжное невротическое состояние со стойким выраженным депрессивным синдромом". При поступлении жаловался на мышечные подергивания мышц головы и верхней половины тела, усиливающиеся при волнении и физическом переутомлении, на постоянно пониженный фон настроения, нарушения сна, постоянные головокружения, эпизоды систематического выключения сознания, снижение остроты зрения с двоением в глазах. Отмечал у себя эти явления с 2004 г. При осмотре психиатром жаловался на пониженное настроение, затруднения при засыпании с ранними пробуждениями, утверждал, что его жена в течение года с целью завладеть его имуществом добавляла ему в пищу нейролептики. При осмотре врачом в контакт вступал по существу, настроение пониженное, мышление замедленное по темпу. Установлен диагноз "Затяжное невротическое состояние со стойким депрессивным синдромом". Была установлена II группа инвалидности по неврологическому заболеванию.
В период с 2005 по 2006 г. А. неоднократно обращался для лечения к неврологам, устанавливался диагноз "Ятрогенный нейролептический синдром - болезнь Брейгеля; параспазм, проявляющийся блефароспазмом с оромандибулярной дистонией", назначалось соответствующее лечение.
17 апреля 2006 г. мать А. обратилась в суд с исковым заявление о признании доверенности от 22 апреля 2005 г. и договора от 22 марта 2005 г. недействительными. При этом она утверждала, что ее сын А. по состоянию своего психического здоровья не мог понимать значение своих действий и руководить ими, принимать осознанные решения и правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела.
В своих показаниях неврологи, которые консультировали и лечили А., сообщили, что при осмотре А. в октябре 2004 г. у него была выявлена правосторонняя невропатия лицевого нерва с выраженным парезом мимической мускулатуры... данное заболевание на умственной деятельности А. не отражалось. Весной 2005 г. при осмотре на дому А. "состояние было тяжелым, он плохо отдавал себе отчет в совершаемых действиях, плохо ориентировался во времени и в пространстве, с трудом воспринимал действительность, воля и настроение были подавлены, жаловался на периодические потери сознания, дрожание конечностей, сильное слезо- и слюнотечение". А. все время смотрел на жену и соглашался с ней во всем. У врача-невролога возникло предположение, что наблюдавшиеся у А. расстройства являются следствием бесконтрольного приема психотропных средств. Жена А. отрицала, что А. принимает какие-либо психотропные средства. Она отказалась немедленно вызвать машину скорой помощи и госпитализировать А. в специализированное лечебное учреждение. Неврологи предполагали, что имеющиеся у А. расстройства могут быть связаны в том числе и с токсическим воздействием на его организм.
Осенью 2005 г. кто-то из знакомых подвез А. к проходной госпиталя и по телефону попросил неврологов его осмотреть. При осмотре состояние А. было тяжелым, он с трудом воспринимал действительность, в пространстве ориентировался с трудом. Воля и настроение были подавлены, так же как и при осмотре весной 2005 г., у А. отмечалось дрожание рук и головы. Врачами было высказано предположение, что имеющиеся у А. психические и неврологические расстройства являются следствием бесконтрольного приема психотропных средств. Машиной скорой помощи А. был доставлен в специализированное психиатрическое учреждение.
Было возбуждено уголовное дело по ч. 4 ст. 159 УК по факту того, что А. весной 2005 г. (точная дата не установлена) неизвестные лица на протяжении года подсыпали А. в принимаемую им пищу и напитки психотропные препараты, подавляя в нем волевые регуляторы, а затем, используя его подавленное состояние, в целях завладения его имуществом причинили ему материальный ущерб в особо крупном размере на общую сумму 28884000 рублей.
13 марта 2009 г. в рамках гражданского дела о признании недействительной сделки А. была проведена амбулаторная судебно-психиатрическая экспертиза. При неврологическом обследовании знаков органического поражения головного мозга не обнаружено, наблюдалась некоторая смазанность речи, гипомимия, тикоподобные подергивания головы. В психическом состоянии отмечено ясное сознание, полная ориентировка, продуктивный контакт, дифференцированное поведение, адекватная эмоциональность, сохранный интеллект, некоторое снижение объема запоминания, сужение объема и выраженные колебания внимания, инертность и обстоятельность мышления, легкое снижение уровня обобщений, среди личностных особенностей отмечены стеничность установок, сдержанность эмоциональных проявлений, озабоченность своим социальным статусом. Было вынесено заключение, что у А. обнаруживается органическое непсихотическое расстройство в связи со смешанным заболеваниями (нейроинфекция, токсическое). Это заключение обосновывалось развитием в конце 2004 г. "после переохлаждения неврологического расстройства в виде пареза лицевого нерва, не сопровождающихся выраженными нарушениями психических функций с усилением к июню 2006 г. неврологических расстройств со стороны периферической нервной системы с дальнейшим расширением и усилением неврологической симптоматики в виде присоединения гиперкинезов с блефароспазмом, оромандибулярной дистонии при сохранности интеллектуально-мнестических функций и критических способностей. Динамика неврологических расстройств привела в 2007 г. к диагностированию у А. ятрогенного нейролептического синдрома - болезни Брейгеля без нарушений психической деятельности, обусловила оформление ему II группы инвалидности по общему заболеванию. В представленных медицинских документах, материалах гражданского дела отсутствуют данные о наличии у А. в интересующий суд период времени каких-либо выраженных психических расстройств... объективных указаний на какое-либо токсическое воздействие извне на психические функции, которые бы отражались на его поведении в то время. Показания свидетелей о его поведении в 2004 - 2005 гг. противоречивы, не имеют точных временных характеристик. По своему психическому состоянию мог понимать значение своих действий и руководить ими 22 марта 2005 г. при оформлении доверенности".
Сопоставление анамнестической части заключения комиссии экспертов и сформулированных в заключении выводов показывает, что между ними существует много противоречий. При обосновании экспертного вывода в заключении сказано, что "динамика неврологических расстройств привела в 2007 г. к диагностированию у А. ятрогенного нейролептического синдрома - болезни Брейгеля без нарушений психической деятельности". В выводах заключения также утверждается, что "в представленных медицинских документах, материалах гражданского дела отсутствуют данные о наличии у А. в интересующий суд период времени каких-либо выраженных психических расстройств". В то же время в анамнестической части заключения указано, что в 2006 г. ему наряду с неврологическим диагнозом устанавливался диагноз психического расстройства в виде "затяжного невротического состояния с выраженной и стойкой депрессией". По показаниям неврологов, которые оказывали А. консультативную и лечебную помощь, уже 11 апреля 2005 г. у А. отмечались "частичные провалы памяти, в пространстве ориентировался с затруднениями, все время смотрел на жену и соглашался с ней во всем", весной 2005 г. он плохо отдавал себе отчет в совершаемых действиях, плохо ориентировался во времени и в пространстве, жаловался на периодические потери сознания, с трудом воспринимал действительность, в пространстве ориентировался с трудом, воля и настроение были подавлены.
В выводах заключения утверждается, что "показания свидетелей о поведении А. в 2004 - 2005 гг. противоречивы, не имеют точных временных характеристик". Однако в анамнестической части заключения приводятся показания лечащих врачей, которые описывают имеющиеся у А. психические расстройства и четко соотносят их наличие у А. с весной 2005 г. Других показаний свидетелей в описательной части заключения не приведено, поэтому утверждение о противоречивости показаний свидетелей не соответствует исследовательской части заключения.
В противоречии с показаниями лечащих врачей А. находятся приведенные в анамнестической части заключения сведения со слов его бывшей жены о том, что "в день совершения сделки психическое состояние А. было без особенностей... и с точки зрения психиатрии он был здоров". Эти утверждения противоречат ее же высказываниям в апреле 2005 г., когда она утверждала, что А. "перестал интересоваться сыном, сослуживцами и компаньонами, у всех были сомнения в его адекватности и нормальности". Таким образом, вывод заключения комиссии экспертов о том, что А. "по своему психическому состоянию мог понимать значение своих действий и руководить ими" в юридически значимый период, не соответствует и даже противоречит исследовательской части того же заключения и является необоснованным.
В судебно-психиатрической практике по гражданским делам нередко наблюдаются случаи, когда, наоборот, в период совершения юридически значимой сделки лицо психическим расстройством не страдало, а если и страдало, то имеющееся у него психическое расстройство не лишало его способности понимать значение своих действий и руководить ими, но к периоду производства судебно-психиатрической экспертизы у лица развилось психическое расстройство, начало которого относится ко времени после совершения юридически значимой сделки. Данную ситуацию можно проиллюстрировать следующим экспертным случаем.
Испытуемый Г., 65 лет, в течение жизни злоупотреблял алкоголем, сформировался выраженный похмельный синдром амнезии опьянения, последние годы наблюдались запои продолжительностью до 10 дней. Неоднократно увольнялся с работы за нарушение трудовой дисциплины. Несколько раз лечился в наркологической больнице с диагнозом "Хронический алкоголизм 2 стадии. Состояние алкогольной интоксикации". Последний раз осматривался наркологом 19 октября 1995 г. При осмотре жалоб не предъявлял, имел установку на трезвость. По показаниям соседей по дому, Г. самостоятельно ходил на почту получать пенсию, дома сам себя обслуживал, при необходимости ремонта писал соответствующие заявления в ЖЭК, занимался мелким необходимым ремонтом своей квартиры, охотно общался с соседями, часто сидел с ними во дворе на лавочке, обсуждал текущие проблемы, последние новости, любил поговорить о политике. Один из соседей сообщил, что Г. до осени 2006 г. чувствовал себя нормально, хотя иногда и выпивал, при разговорах понимал, о чем идет речь, всегда всех узнавал, по внешнему виду не был похож на психически больного человека, только жаловался, что болят ноги.
5 апреля 2006 г. Г. заключил договор дарения своей собственной квартиры с П. Помощник нотариуса, которая принимала документы по сделке дарения, в последующем сообщила, что Г. при подписании договора был трезвым, вел себя адекватно, запаха алкоголя и других признаков опьянения она не заметила. На все ее вопросы он отвечал уверенно, без сомнений. По виду был абсолютно нормальный. Нотариус в последующем также сообщала, что при оформлении договора дарения Г. на вопросы отвечал сам, речь его была вполне понятна, поведение - нормальным, адекватным. Он был трезвый, внешний вид - опрятный, не было запаха изо рта и признаков похмелья. По показаниям П., договор дарения Г. подписал сам в регистрационной палате, к юристу и в регистрационную палату ездил самостоятельно.
Первый после 1995 г. осмотр врача - осмотр бригадой скорой помощи 14 декабря 2006 г: алкоголизируется ежедневно, изменения в поведении появились после трех дней воздержания от употребления алкоголя, на вопросы отвечает односложно, спонтанно, тревожно озирается по сторонам, видит что-то на подушке. Установлен диагноз "Острая алкогольная энцефалопатия. Синдром Корсакова". Был госпитализирован в психиатрическое отделение, где находился с диагнозом "Резидуальное психотическое расстройство вследствие употребления алкоголя. Деменция. Хронический алкоголизм 3 стадии". 15 декабря 2006 осмотрен терапевтом, установлен диагноз "Церебральный атеросклероз. Хронический алкогольный гепатит".
В апреле 2009 г. Г. подал исковое заявление в суд о признании договора купли-продажи его квартиры от 5 апреля 2006 г. недействительным, поскольку он страдает психическим расстройством и в тот период не понимал значения своих действий и не мог ими руководить.
Сын Г. сообщил, что проживает в другом городе и отца подолгу не видит, последний раз был у отца в январе 2006 г. Он был постоянно в состоянии алкогольного опьянения либо похмелья, говорил, что его спаивают. С января 2006 г. постоянно звонил отцу, разговаривал с ним. С мая 2006 г. дозванивался реже, он почти постоянно находился в состоянии алкогольного опьянения. С его слов отец узнал, что квартира подарена, в январе 2007 г. В судебном заседании 15 мая 2007 г. Г. сообщил, что он подписывал какие-то документы, но не помнит, какие.
Лечащий врач сообщил, что Г. в прошлом был постоянным пациентом их отделения, у него было много запоев, он постоянно попадал в медвытрезвитель, перенес несколько алкогольных психозов. С 1994 г. по апрель 2006 г. Г. к ним в отделение не попадал. По данным на апрель 2006 г., у Головкина М.И. была 3 стадия алкогольной зависимости, "он мог быть трезвым и понимать значение своих действий, а мог быть в состоянии алкогольного опьянения и все забыть".
При проведении в апреле 2010 г. стационарной судебно-психиатрической экспертизы у Г. выявлено выраженное интеллектуально-мнестическое снижение, эмоционально-волевая неустойчивость, снижение критических и прогностических способностей и было вынесено решение, что Г. страдает хроническим психическим расстройством в форме сосудистой деменции, что лишало его в период, относящийся к совершению юридически значимой сделки (5 апреля 2006 г.), способности понимать значение своих действий и руководить ими.
Анализ анамнестической части заключения экспертов и сформулированных в нем выводов показывает, что они не соответствуют друг другу, сформулированные в заключении экспертные выводы не только не вытекают из анамнестической части заключения, но даже им противоречат. Об этом свидетельствует следующее. Согласно показаниям всех свидетелей, которые были опрошены по данному делу и которые видели и общались с Г. последние несколько лет, в том числе и в апреле 2006 г., когда был заключен оспариваемый договор купли-продажи квартиры, у Г. не обнаруживалось признаков какого-либо психического расстройства, которое лишало бы его способности понимать значение своих действий и руководить ими. Поведение Г. в тот период было адекватным, он вступал в речевой контакт с окружающими его лицами, адекватно реагировал и участвовал в беседах, в его поведении и высказываниях ни один из свидетелей по данному делу не заметил каких-либо странностей. Лишь один свидетель, который является истцом по данному делу и сыном Г., утверждает, что Г. в период экспертно значимой ситуации не понимал значения своих действий и не мог ими руководить, но эти утверждения свидетеля достаточно голословны и не подтверждены никакими конкретными данными. Как видно из анамнестической части заключения экспертов, ухудшение психического состояния у Г. наступило в декабре 2006 г., что было зафиксировано 14 декабря 2006 г. бригадой скорой помощи, которая установила диагноз "Острая алкогольная энцефалопатия. Синдром Корсакова". В последующем это было подтверждено при стационарном обследовании в психиатрическом отделении, где был установлен диагноз "Резидуальное психотическое расстройство вследствие употребления алкоголя. Деменция. Хронический алкоголизм 3 стадии". Данное психическое расстройство, как правило, развивается остро, характеризуется элементарными зрительными галлюцинациями и грубыми нарушениями памяти и интеллекта, достигающими степени деменции, что и было выявлено у Г. в декабре 2006 г. Причиной развития такого острого психического расстройства обычно бывает употребление спиртных напитков низкого качества. Развившееся у Г. острое психотическое расстройство имеет затяжное течение, у него сформировались признаки деменции, которые были выявлены при стационарной судебно-психиатрической экспертизе.
Несмотря на то что в ст. 177 ГК не сформулирован медицинский критерий и предмет исследования в этих случаях выходит за рамки психиатрических знаний, по данной категории дел всегда назначается судебно-психиатрическая экспертиза. В целом по РФ ежегодно проводится 1,4 тыс. таких экспертиз. Почти в половине случаев эксперты приходят к заключению, что лицо в момент совершения сделки находилось в состоянии, когда оно не было способно понимать значение своих действий или руководить ими вследствие психического расстройства.
2. Отсутствие учета динамики психического расстройства, времени его начала и окончания относительно времени совершения юридически значимой сделки
Поскольку вопрос о сделкоспособности гражданина решается применительно к конкретной юридической сделке, совершенной в конкретный период времени, принципиально важным является оценка психического состояния лица именно на период совершения им этой юридически значимой сделки, поскольку психическое состояние во времени может меняться как в сторону его ухудшения, так и улучшения. Данную ситуацию можно проиллюстрировать следующим экспертным случаем.
Из анамнестической части заключения комиссии экспертов известно, что примерно с 1980-х гг. К. стал злоупотреблять спиртными напитками, появились связанные с графиком работы сдвоенно-строенные дни пьянства. 17 января 2006 г. он был уволен с работы за прогул и систематическое злоупотребление спиртными напитками. После этого он на работу не устраивался.
17 декабря 2005 г. К. подписал доверенность на имя Ч., которую уполномочил быть его представителем по вопросу получения необходимых документов для предстоящего договора купли-продажи его квартиры. 3 марта 2006 г. он собственноручно подписал договор купли-продажи своей квартиры гр. Х. 4 марта 2006 г. К. собственноручно подписал обязательство от своего имени и от имени своего несовершеннолетнего сына о снятии в двухгодичный срок с регистрационного учета, которое было заверено нотариусом. 15 марта 2006 г. К. подписал заявление о государственной регистрации прав на объекты жилого фонда и сделок с ними в главном управлении Федеральной регистрационной службы, а 16 марта 2006 г. - заявление о государственной регистрации прав на объекты жилого фонда и сделок с ними в главном управлении Федеральной регистрационной службы. К. совместно с ответчиком и своей поверенной Ч. приезжали в отдел Федеральной регистрационной службы для государственной регистрации договора купли-продажи. 14 июля 2006 г. К. подписал передаточный акт проданной им квартиры.
26 февраля 2006 г. К. подал исковое заявление в суд о признании договора купли-продажи квартиры от 3 марта 2006 г. недействительным и применении последствий недействительности сделки. В своем исковом заявлении он указал, что 3 марта 2006 г. он "подписывал какие-то документы, был пьян, находился в полусонном состоянии и не мог предполагать, что подписывает договор купли-продажи... документы не читал". Указал, что в тот период, "переживая смерть матери, выпивал практически каждый день и, чтобы выйти из этого состояния и быть готовым к подписанию важных для брата бумаг", 3 марта 2006 г. по телефону вызвал врача, который "поставил капельницу, дал какие-то таблетки, оставил бумагу с дальнейшими рекомендациями", после чего заснул. "Неожиданно меня разбудил брат, дал подписать бумаги, о которых мы говорили накануне, после чего я снова заснул". Утверждал, что у него не было намерения продавать квартиру.
Согласно карте амбулаторного осмотра врачом негосударственной наркологической клинки 3 марта 2006 г. (время не указано) был дезориентирован во времени, малодоступен продуктивному контакту, речь невнятная, голос тихий, настроение лабильное, понижено, снижены память, интеллект, критика, установка на лечение ситуационно обусловлена. Установлен диагноз "Алкогольное опьянение. Алкоголизм 2 стадии". Назначена дезинтоксикационная терапия, транквилизаторы.
В судебном заседании по данному делу врач-нарколог сообщил, что К. дважды обращался в клинику за медицинской помощью. 3 марта 2006 г. он обратился за помощью с жалобами на бессонницу, головные боли, влечение к алкоголю. Был поставлен диагноз "Хронический алкоголизм 2 стадии". 27 февраля 2007 г. вновь обратился за помощью с такими же жалобами. "Он постоянно находился в состоянии алкогольного опьянения... Ввел препараты внутривенно и оставил рекомендации на 3 - 4 дня... использовал и рекомендовал группу нейролептиков, транквилизаторов, данные препараты стимулируют кратковременную память, ухудшают внимание. Заболевание К. склонно к прогрессированию". Врач-нарколог также сообщил, что он "не помнит, во сколько приезжал на вызов... карта осмотра заполняется со слов пациента... учитывая динамику заболевания в феврале 2007 г. ... заболевание прогрессировало... он производил впечатление конечной стадии алкоголика. Вызовы оплачиваются, выписывается квитанция. Истцу выписали квитанцию. 3 марта истец был дезориентирован во времени, речь у него была невнятная, настроение лабильное, снижен интеллект, находился в состоянии алкогольного опьянения... выполнить и сделать что-либо самостоятельно он не мог".
В судебном заседании представитель К. показал, что К. страдает хроническим алкогольным заболеванием, в связи с чем помнит с трудом, что подписывал какие-то бумаги, находился в сильном алкогольном опьянении, не имел намерения продавать квартиру. В то же самое время, по многочисленным показаниям свидетелей, которые приведены в анамнестической части экспертного заключения, К. был "адекватным человеком", но последнее время стал часто выпивать и пьяный мог не помнить многие события. В день совершения сделки 3 марта 2006 г. был за рулем автомашины.
При амбулаторной судебно-психиатрической экспертизе по данному делу К. был в ясном сознании, правильно ориентирован, подробно рассказывал о многолетнем злоупотреблении им спиртными напитками, описывал у себя основные признаки алкогольной зависимости. Заявлял, что не помнит обстоятельств подписания договора купли-продажи, уверял, что в период подписания документов "был в стельку пьян, вызвал врача, пил с похорон матери, что-то подписывал не читая". Эмоциональные реакции неустойчивые, лабильные, соответствуют контексту беседы. Мышление в обычном темпе, с тенденцией к обстоятельности. Память и интеллект грубо не нарушены. Круг интересов ограничен бытовыми проблемами. Экспертная комиссия пришла к заключению, что у К. имеется синдром зависимости от алкоголя средней стадии, в период экспертно значимой ситуации 3 марта 2006 находился в состоянии длительного запоя с импульсивным влечением к алкоголю - острая интоксикация алкоголем с нарушением восприятия по МКБ-10, которая сопровождалась дезориентировкой во времени, малодоступностью продуктивному контакту, ситуационно обусловленной установкой на лечение, эмоциональной лабильностью, снижением памяти, интеллекта, критики, что лишало его способности в юридически значимый период подписания договора купли-продажи квартиры способности понимать значение своих действий и руководить ими.
Анализ заключения судебно-психиатрических экспертов выявляет ряд клинических, методологических и экспертных несоответствий и даже противоречий между описательной частью заключения комиссии экспертов и сделанными в нем выводами. Экспертный вывод о том, что К. при подписании договора купли-продажи 3 марта 2006 г., находился в состоянии алкогольного опьянения, был сделан экспертами на основании показаний врача-нарколога, который констатировал у него "состояние алкогольного опьянения". Однако в карте амбулаторного осмотра наркологической клиники время осмотра и лечения К. врачом не указано. Сам врач не помнит, в какое время суток 3 марта 2006 г. он был по вызову К. у него дома. Из представленных материалов также непонятно, когда был подписан К. договор купли-продажи - до посещения его на дому врачом или после этого. Сопоставление этих двух событий (констатация у К. состояния алкогольного опьянения и подписание договора купли-продажи) по времени суток 3 марта 2006 г. является принципиальным в аспекте исследуемой ситуации, поскольку состояние алкогольного опьянения могло развиться уже после подписания К. юридически значимых документов о продаже его квартиры.
Экспертный вывод о том, что состояние алкогольного опьянения у К. сопровождалось дезориентировкой во времени, малопродуктивностью контакта, снижением памяти, что лишало его способности понимать значение своих действий и руководить ими при подписании договора купли-продажи, находится в противоречии с материалами гражданского дела:
1) из показаний врача-нарколога известно, что "карта осмотра заполняется со слов пациента", это означает, что К. сам сообщил врачу все необходимые о себе сведения и паспортные данные, тем более что других лиц в квартире в тот период не было;
2) по показаниям врача-нарколога, "вызовы врача оплачиваются, выписывается квитанция... истцу выписали квитанцию"; поскольку кроме К. и врача в квартире в тот период никого не было, значит, К. самостоятельно расплатился с врачом за вызов, получил от врача квитанцию об оплате";
3) из показаний К. известно, что 3 марта 2006 г. (день совершения оспариваемой сделки) он самостоятельно нашел телефон медицинской фирмы, сам по телефону вызвал врача, назвал правильно свой домашний адрес, помнил в последующем, что врач "поставил капельницу, дал какие-то таблетки, оставил бумагу с дальнейшими рекомендациями"; К. помнит, как "неожиданно меня разбудил брат, дал подписать бумаги, о которых мы говорили накануне, после чего я снова заснул".
Все эти сведения из материалов гражданского дела свидетельствуют о том, что К. в период посещения его врачом-наркологом на дому правильно воспринимал окружающее, совершал адекватные ситуации действия (вызвал по телефону врача, правильно назвал принимающему вызов свой домашний адрес, открыл врачу дверь и впустил его в квартиру, сообщил о себе полные анамнестические сведения и правильные паспортные данные, самостоятельно расплачивался за вызов врача), сохранил о происшедших в тот период событиях полные воспоминания, что свидетельствует о том, что имеющееся у него алкогольное опьянение не сопровождалось дезориентировкой в месте и собственной личности, он адекватно воспринимал окружающее, следовательно, у него сохранялась в тот период времени способность правильно понимать значение своих действий и руководить ими.
Кроме того, действия К. по подписанию 3 марта 2006 г. договора купли-продажи согласуются с другими его действиями, совершенными как до совершения юридически значимого действия, так и в последующий за этим продолжительный период времени:
1) 17 декабря 2005 г. он подписал доверенность на имя Ч., которую уполномочил быть его представителем по вопросу получения необходимых документов для предстоящего договора купли-продажи своей квартиры;
2) 3 марта 2006 г. он собственноручно подписал договор купли-продажи своей квартиры;
3) 4 марта 2006 г. он собственноручно подписал обязательство от своего имени и от имени своего несовершеннолетнего сына о снятии в двухгодичный срок с регистрационного учета, которое было заверено нотариусом;
4) 15 марта 2006 г. он подписал заявление о государственной регистрации прав на объекты жилого фонда и сделок с ними в главном управлении Федеральной регистрационной службы;
5) 16 марта 2006 г. он подписал заявление о государственной регистрации прав на объекты жилого фонда и сделок с ними в главном управлении Федеральной регистрационной службы;
6) 14 июля 2006 г. он подписал передаточный акт проданной им квартиры.
Таким образом, подписание К. оспариваемого договора купли-продажи от 3 марта 2006 г. было лишь одним из ряда последовательных действий по оформлению сделки купли-продажи, совершаемых К. на протяжении достаточно длительного времени - с 17 декабря 2005 г. по 14 июля 2006 г., т.е. в течение полугода. Все это свидетельствует о том, что в заключении комиссии экспертов не приведено достоверных сведений о том, что при совершении договора купли-продажи 3 марта 2006 г. у К. было какое-либо психическое расстройство, которое лишало бы его в тот период способности понимать значение своих действий и руководить ими. В представленных материалах дела нет также и достоверных сведений о том, что при подписании договора купли-продажи 3 марта 2006 г. К. находился в состоянии алкогольного опьянения, которое лишало бы его способности понимать значение своих действий и руководить ими. В представленных материалах дела также нет данных, на основании которых можно было бы утверждать, что при совершении сделки купли-продажи 3 марта 2006 г. К. не понимал значения своих действий и не руководил ими.
3. Использование неадекватных критериев при оценке степени тяжести психического расстройства и его влияния на способность понимать значение своих действий и руководить ими в экспертно значимой ситуации
При оценке степени тяжести выявленного у лица психического расстройства и его влияния на способность этого лица понимать значение своих действий и руководить ими при совершении юридически значимых действий психиатры-эксперты нередко основываются не на критериях выраженности психических расстройств, а на социальных критериях адаптации лица и особенностях его социального функционирования. Примером такого ошибочного подхода является следующий экспертный случай.
Испытуемая Ф., 79 лет, длительное время наблюдалась врачами по поводу ишемической болезни сердца, гипертонической болезни с высокими цифрами артериального давления, с 1997 г. имела II группу инвалидности. Проживала с племянником, из-за одышки и слабости в ногах ограничивала физические нагрузки, по квартире ходила, медленно передвигаясь, иногда при ходьбе возникали сжимающие боли за грудиной, проходящие в покое.
С 3 апреля по 18 апреля 2008 г. Ф. находилась на лечении в клинической больнице, состояние было тяжелое, была в сознании, ориентирована, адекватна, сонлива, "память снижена". Жаловалась на одышку, умеренный дискомфорт за грудиной.
4 апреля 2008 г. в 5:00 утра "отмечался кратковременный эпизод дезориентации в месте и времени, не знала, где находится, вставала, ходила по палате, вытащила кубитальный катетер". Через 15 минут ориентировка в месте и времени восстановилась, отвечала на вопросы врача. При осмотре врачом на следующий день в 10:00 утра была "в сознании, но не полностью ориентирована: не ориентирована во времени, агрессивна, неадекватна, в связи с чем была зафиксирована в кровати". После адекватной терапии через два дня психическое состояние стабилизировалось. 9 апреля 2008 г. утром "в сознании, дезориентирована, неадекватна". 11 апреля 2008 г. "в месте, времени, собственной личности ориентирована". 14 апреля 2008 г. - "состояние средней тяжести, жалоб не предъявляет, не ориентирована в пространстве и времени". 15 апреля 2008 г. - была осмотрена психиатром, согласно записи которого "больная ориентирована, относительно адекватна, сохраняются идеи отношения без эмоциональной окрашенности".
18 апреля 2008 г. - "состояние стабильное, жалоб нет, ориентирована, адекватна". В тот же день была выписана из больницы под наблюдение участкового терапевта, кардиолога, невролога. Диагноз при выписке "Ишемическая болезнь сердца на фоне артериальной гипертензии. Острый от 2 апреля 2008 г. переднебоковой с переходом на верхушку инфаркт миокарда левого желудочка, осложненный формированием острой аневризмы верхушки левого желудочка. НК 2Б. Постоянная форма мерцательной аритмии. Полная блокада правой ножки пучка Гиса и передней ветви левой ножки пучка Гиса. Кальцинированный аортальный стеноз легкой степени тяжести. Хроническая железодефицитная анемия. Дисциркуляторная энцефалопатия. Острое психомоторное возбуждение", от 4 - 5 апреля 2008 г. - "Мочекаменная болезнь. Желчекаменная болезнь".
6 мая 2008 г. при осмотре на дому "жаловалась на слабость, одышку... не вставала, пыталась перевернуться на бок". 19 мая 2008 г. участковым терапевтом отмечено, что "болей в сердце нет, беспокоят слабость, быстрая утомляемость, физиологические отправления в памперсы".
Из материалов гражданского дела известно, что 19 июня 2008 г. Ф. оформила завещание на все свое имущество и квартиру в пользу М., она же 4 июля 2008 г. оформила договор безвозмездного временного пользования квартирой с правом регистрации с М.
30 июня 2008 г. и 22 августа 2008 г. при осмотре поликлиническим врачом Ф. беспокоили слабость, одышка, отеки нижних конечностей, она лежала в кровати, садилась с посторонней помощью, с трудом передвигалась, жаловалась на головные боли, головокружение, потерю аппетита, плохой сон. Сознание было ясным, на заданные вопросы отвечала. 28 августа 2008 г. Ф. умерла.
Племянница Ф. подала исковое заявление о признании сделок от 19 июня 2008 и 4 июля 2008 г. недействительными. В исковом заявлении истец утверждала, что Ф. после перенесенного в апреле 2008 г. инфаркта стала раздражительной, абсолютно неподвижной", часто заговаривалась, говоря непонятные фразы и давая абсолютно несуразные поручения, "кричала противоестественно", "ее поведение было неадекватным".
Соседи по дому в своих показаниях сообщали, что Ф. после выписки из больницы была "в нормальном состоянии", никто из них не замечал "ее неадекватности", она "была физически немощна, но психически здорова, радовалась, что зашли ее навестить". Нотариус, заверявший сделку, показала, что волеизъявление Ф. было выявлено "в процессе длительных бесед".
Комиссия судебно-психиатрических экспертов пришла к выводу, что Ф. страдала органическим психическим расстройством в связи с сосудистым заболеванием головного мозга, в апреле 2008 г. у нее наблюдалось ухудшение психического состояния с дезориентировкой, психомоторным возбуждением, идеями отношения, неадекватным поведением. После выписки из стационара у Ф. не отмечалось положительной динамики ее состояния, нарастали социальная дезадаптация и инвалидизация (не контролировала функции тазовых органов... не встает, физиологические отправления в памперсы). Анализ данных медицинской документации в сопоставлении со свидетельскими показаниями, с учетом прогредиентности течения органического психического расстройства у Ф. позволяет сделать вывод о том, что изменения психики у Ф. на фоне отсутствия положительной динамики в соматическом состоянии были необратимыми, поэтому в юридически значимый период при подписании завещания 19 июня 2008 г. она не могла понимать значения своих действий и руководить ими.
В заключении утверждается, что имеющееся у Ф. органическое психическое расстройство в связи с сосудистым заболеванием головного мозга отличалось "прогредиентным течением" и после начавшегося в апреле 2008 г. ухудшения психического состояния "положительной динамики в ее состоянии не наблюдалось". Однако:
1) при выписке из больницы отмечено, что у Ф. "состояние стабильное, жалоб нет, ориентирована, адекватна";
2) Ф. выписана из больницы "под наблюдение участкового терапевта, кардиолога, невролога", при этом врачи стационара не рекомендуют ни наблюдения, ни консультации у психиатра;
3) несмотря на наблюдавшийся у Ф. во время последней госпитализации в больницу кратковременный психотический эпизод делириозной структуры, консультирующий ее врач психиатр ни в период госпитализации, ни при выписке из больницы не назначается курсовое лечение психотропными средствами по поводу имеющегося у нее органического психического расстройства;
4) после выписки из больницы Ф. дважды была осмотрена врачом, который в своих дневниковых записях отметил жалобы, отражающие тяжелое физическое состояние Ф. в связи с имеющимся у нее тяжелым соматическим заболеванием, но ни в одной записи не отмечено каких-либо психических расстройств, более того, указано, что "сознание было ясным, на заданные вопросы отвечала".
Все это свидетельствует о том, что имеющееся у Ф. органическое психическое расстройство в связи с сосудистым поражением головного мозга имело волнообразный характер и возникновение состояния декомпенсации психического состояния в апреле 2008 г. было связано с ухудшением соматического состояния. Однако после терапии основного (соматического) заболевания психическое состояние Ф. улучшилось, осматривавшие ее врачи не отмечали у нее никаких психических расстройств, в том числе и психотических, констатировалось, что она была стабильно в сознании и адекватна. Такое улучшение психического состояния Ф. может быть объяснено тем, что сосудистые расстройства отличаются волнообразным течением, периоды ухудшения психического состояния часто возникают на фоне утяжеления соматического и неврологического состояния <1>. В период пребывания в больнице на фоне объективно тяжелого соматического состояния в связи с развившимся инфарктом миокарда Ф. перенесла состояние декомпенсации имеющегося у нее органического психического расстройства сосудистого генеза в форме кратковременного абортивного психотического состояния.
--------------------------------
<1> Дмитриева Т.Б., Харитонова Н.К., Иммерман К.Л., Королева Е.В. Судебно-психиатрическая экспертиза в гражданском процессе. М.: ГНЦ СиСП им. В.П. Сербского, 2000. С. 127 - 128.
Экспертный вывод о том, что Ф. в период экспертно значимой сделки не понимала значения своих действий и не могла ими руководить, экспертной комиссией совершенно необоснованно подтверждается критериями социальной адаптации: "Нарастала социальная дезадаптация и инвалидизация (не контролировала функции тазовых органов... не встает, физиологические отправления в памперсы)". Данные вывод и подтверждающие его корреляции абсолютно неправомерны, поскольку нет жесткой связи между тяжестью психического и соматического состояния, а также между социальной дезадаптацией и психическим состоянием. В рассматриваемом экспертном случае социальная дезадаптация была связана с тяжелым соматическим заболеванием, на что и указывают эксперты, при этом никаких данных о наличии после выписки психического расстройства, которое лишало бы Ф. способности понимать значение своих действий и руководить ими, ни в представленной медицинской документации, ни в показаниях свидетелей нет. Более того, наоборот, указано, что она ориентирована, поддерживает адекватный контакт с окружающими.
Посмертные судебно-психиатрические экспертизы по гражданским делам требуют от психиатра-эксперта и от суда, который выносит решение по данному делу, чрезвычайной щепетильности при оценке доказательств несделкоспособности лица. С одной стороны, это связано с тем, что в этих случаях оспаривается волеизъявление гражданина, выраженное им при жизни, и гражданин после своей смерти не может свое волеизъявление отстоять.
С другой стороны, при доказывании неспособности лица в период совершения им юридически значимой сделки понимать значение своих действий и руководить ими сторонами предъявляются негативно характеризующие или даже компрометирующие и унижающие достоинство умершего лица сведения, и это лицо не может их опровергнуть и себя защитить. При этом нарушается одно из основных христианских правил: после смерти о человеке можно говорить или хорошо, или ничего. Возможно, именно поэтому во многих европейских странах все иски о признании сделок недействительными принимаются судами только при жизни гражданина и никогда после его смерти. Придерживаясь такой позиции в отношении исков о признании сделок недействительными, зарубежный законодатель, возможно, также учитывает и морально-нравственную сторону доказывания по такого рода делам. Поскольку ущемленными в результате оспариваемых по суду завещаний и дарений являются самыми близкими родственниками умершего, его наследниками по закону, именно они (дети, внуки, племянники) вынуждены предоставлять суду доказательства неспособности лица понимать значение своих действий и руководить ими или, иными словами, всю возможную компрометирующую умершего гражданина информацию.
.
Перейти к оглавлению: Россинская Е.Р. Судебная экспертиза: типичные ошибки. М.: Проспект, 2012. 544
Количество показов: 13698