1. Формулирование в экспертном заключении отсутствующего в законе определения вменяемости и подмена понятия вменяемости категорией вины
При проведении судебно-психиатрической экспертизы в уголовном процессе одной из наиболее типичных процессуальных ошибок является формулирование в заключении экспертов понятия вменяемости как способности подозреваемого или обвиняемого осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими в период инкриминируемого данному лицу противоправного деяния. Данная формула вменяемости, которой в законе нет, экспертами-психиатрами выводится по простой логике альтернативы. В соответствии с данной логикой, если вменяемость является альтернативой невменяемости, следовательно, если невменяемое лицо в период инкриминируемого ему деяния не осознавало фактический характер и общественную опасность своих действий и не могло ими руководить, лицо вменяемое, наоборот, сохраняло способность к осознанию и руководству своими противоправными действиями.
Ошибочность или даже неправомерность формулирования понятия вменяемости связана с тем, что юридическая практика имеет отсылочный характер и в практической юриспруденции недопустимо формулировать утверждение, которого в законе нет. Кроме того, сама формула вменяемости является абсолютно неверной, что связано со следующими обстоятельствами. В современном УК определение вменяемости отсутствует. Вменяемость российским уголовным законодательством презюмируется, что означает, что под вменяемостью понимается отсутствие невменяемости. Наличие двойного отрицания в этом определении ("отсутствие отсутствия вменяемости") заставляет некоторых ученых относиться к нему критически.
Б. Спасенников считает, что включение в уголовный закон определения вменяемости, ее признаков и критериев "выступило бы гарантом законности при решении вопроса о привлечении лица к уголовной ответственности, логически и юридически завершило бы законодательную формулировку важнейшего принципа уголовного права - принципа вины", и определяет вменяемость как "способность лица к осознанному волевому поведению" <1>.
--------------------------------
<1> Спасенников Б. Вменяемость как категория уголовного права // Уголовное право. 2003. N 2. С. 76.
Аналогичной позиции придерживается и Н.С. Таганцев, который отмечает, что "физическое лицо только тогда, в смысле юридическом, может быть виновником преступления, когда оно совмещает в себе известную сумму биологических условий, обладает, употребляя техническое выражение доктрины, способностью к вменению" <1>. Он же предлагает следующую формулировку вменяемости: "способность лица сознавать во время совершения преступления фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) и руководить ими, обусловливающая возможность лица признаваться виновным и нести уголовную ответственность за содеянное, т.е. юридическая предпосылка вины и уголовной ответственности" <2>. Однако в этом определении авторы путают два различных понятия - понятие вменяемости и понятие виновности.
--------------------------------
<1> Таганцев Н.С. Русское уголовное право: лекции. Часть Общая. М.: Юристъ, 1994. Т. 1. С. 151.
<2> Там же. С. 145.
Термин "вменяемость" происходит от слова "вменять", в смысле "вменять в вину". Это означает, что субъект уголовного преследования не освобождается от вменения ему вины в связи с совершенным правонарушением и может нести ответственность перед законом за свои противоправные действия. Однако то, что он может нести ответственность перед законом, еще не означает, что он обязательно эту ответственность понесет. Для этого необходимо доказать его вину как субъективную сторону состава преступления.
В УК не сформулировано общей формулы вины, но уголовно-правовой доктриной выработана психологическая теория вины, рассматривающая ее как субъективное (внутреннее, психическое) отношение лица к своим общественно опасным и противоправным действиям и их общественно опасным последствиям. Согласно данной концепции каждое противоправное действие вменяемого человека считается волевым и сознательным, а значит, оно мотивировано и целенаправленно.
Сопоставление изложенной в УК формулы вины с предлагаемой Н.С. Таганцевым формулы вменяемости показывает их практически полную идентичность, и смысловую, и семантическую. Таким образом, автор подменяет понятие вменяемости понятием вины, что ни в коем случае недопустимо. Содержание понятия вменяемости более широкое, чем содержание понятия вины или виновности. Вменяемость действующим УК рассматривается как презюмирующая категория, которая не требует, в отличие от категории невменяемости, доказывания. Согласно такому презюмирующему принципу вменяемыми являются все субъекты уголовного преследования до тех пор, пока их невменяемость не будет доказана в соответствии с критериями ст. 21 УК.
Не давая общего понятия вины, УК ограничивает субъективное отношение лица к совершаемому им уголовно-противоправному деянию двумя формами - в виде умысла и в виде неосторожности, для которых вина является родовым понятием. Путая или даже уравнивая два разнородных понятия вменяемости и вины, некоторые авторы рассматривают в качестве признака невменяемости отсутствие в действиях психически больного лица признаков умысла или неосторожности <1>.
--------------------------------
<1> Протченко Б.А. К понятию невменяемости // Советская юстиция. 1987. N 17. С. 21 - 22.
В связи с этим принципиальной оказывается расшифровка понятия умысла, тем более что именно в этой категории задан оптимальный объем законодательных требований к виновному лицу, определяющих его способность нести ответственность (уровень свободы воли преступника) <1>.
--------------------------------
<1> Дмитриева Т.Б., Ткаченко А.А., Харитонова Н.К., и др. Судебная психиатрия: Учеб. пособие. М.: ООО "Медицинское информационное агентство", 2008. С. 280.
Первым общим признаком обоих видов умысла (прямого и косвенного) согласно ч. ч. 2 и 3 ст. 25 УК является осознание лицом общественной опасности своих действий (бездействия). Применительно к умышленной вине понятие общественной опасности употребляется в номинальном значении, когда лицу достаточно лишь в общих чертах осознавать, что совершаемое им действие причиняет вред личности, собственности, общественному порядку и другим общественным отношениям, охраняемым уголовным законом. УК прямо не включает в формулу умысла осознание уголовной противоправности, которая является юридическим выражением общественной опасности. Поэтому само незнание уголовного запрета не освобождает правонарушителя от уголовной ответственности, так как, с одной стороны, осознание противоправности не является юридически значимым элементом вины, а с другой - уголовное право исходит из старой презумпции римского права ignorantia legis neminem excusat (незнание закона никого не извиняет).
Второй признак вины - предвидение (ч. ч. 2 и 3 ст. 25 УК) - означает мысленное представление лицом последствий, которые могут наступить в результате его действий или бездействия. При этом имеется в виду цель, с которой соотносится действие как одна из структурных составляющих деятельности. Поскольку цель как осознанный образ предвосхищаемого результата только косвенно связана с мотивом деятельности, человек несет ответственность только за конкретные поступки, а не за желания, мотивы, мысли и т.д. Для констатации наличия данного элемента вины достаточно, чтобы лицо в общих чертах предвидело наступление юридически значимых последствий как результата своих действий, осознание всех деталей не является обязательным.
Различия предвидения в прямом (ч. 2 ст. 25 УК) и косвенном (ч. 3 ст. 25 УК) умысле заключаются в степени вероятности прогнозирования наступивших последствий: прямой умысел предполагает предвидение неизбежных и возможных общественно опасных последствий, а косвенный - только возможность наступления этих последствий. Таким образом, вероятность предвидения при прямом умысле существенно выше, чем при косвенном <1>.
--------------------------------
<1> Дмитриева Т.Б., Ткаченко А.А., Харитонова Н.К., и др. Судебная психиатрия: Учеб. пособие. М.: ООО "Медицинское информационное агентство", 2008. С. 281.
Третьим признаком умышленной вины является желание (при прямом умысле) или нежелание (при косвенном умысле) наступления общественно опасных последствий. Именно по этому признаку отличается прямой умысел (желал) от косвенного (не желал). Желание и нежелание наступления общественно опасных последствий своих действий относят к волевому либо к мотивационно-волевому моменту, поскольку "воля без мотивов и целей не реализуема" и волевые действия виновного лица всегда мотивированы и целенаправленны.
Теория и судебная практика различают также умысел определенный (конкретизированный) и неопределенный (неконкретизированный), а также заранее обдуманный (при предумышленных преступлениях) и внезапно возникший (в ситуативных или случайных деяниях).
Таким образом, общественно опасное деяние является виновным и квалифицируется как преступление, если совершившее его лицо осознавало общественную опасность и предвидело конечный результат своих противоправных действий, независимо от того, желало или не желало их наступления.
Сущность категории вменяемости, в отличие от категории вины, заключается в потенциальной способности лица в период совершения общественно опасного деяния осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий или руководить ими. Эта потенциальная способность определяется возрастом лица, обеспечивающим достаточный уровень личностного и когнитивно-интеллектуального развития, а также отсутствием психических расстройств в той степени выраженности, которая позволяет освобождать их от уголовной ответственности в связи с невменяемостью. В связи с потенциальной, а не реальной возможностью лица в период совершения общественно опасного деяния осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий или руководить ими вменяемость презюмируется и никогда не доказывается. Для того чтобы быть вменяемым, для правонарушителя достаточно быть определенного возраста (возраста уголовной ответственности по данному виду правонарушения) и не иметь признаков, сформулированных в ч. 1 ст. 21 УК и необходимых для признания лица невменяемым. Именно поэтому суд не выносит решения о вменяемости лица, поскольку все субъекты уголовного преследования являются вменяемыми до тех пор, пока не доказана их невменяемость.
Среди вменяемых лиц есть такие, психическое состояние которых во время совершения правонарушения позволяло им избрать линию своего поведения, сообразовывать свои действия (бездействие) с нормами права и правилами общественного поведения и действовать вопреки им, причиняя вред охраняемым законом интересам. Это состояние психики подпадает под критерии уголовной категории вменяемости и является основанием для возникновения уголовной ответственности.
Согласно ст. 21 УК для признания лица невменяемым необходимо не только наличие психического расстройства как юридического критерия формулы невменяемости, но и обязательно наличие юридического критерия, согласно которому это психическое расстройство повлияло на способность лица в момент совершения правонарушения осознавать значение своих действий и руководить ими. Но не все психические расстройства нарушают эту способность правонарушителя. Поэтому лица с психическим расстройством, которое не повлияло на их способность осознавать значение своих действий и руководить ими, считаются вменяемыми.
Из содержания ст. 21 УК следует, что невменяемыми могут быть признаны только лица, которые в момент совершения противоправного деяния не могли осознавать значение своих действий и руководить ими только по причине наличия у них психического расстройства. Но бывают такие состояния психического функционирования, которые не относятся к психическим расстройствам, но при которых нарушается способность осознавать значение своих действий и руководить ими. Примером такого состояния психической деятельности является состояние (физиологического) аффекта, которое представляет собой выраженную эмоцию гнева, ярости, страха на фоне состояния суженного сознания. Состояние физиологического аффекта не является болезненным расстройством психики, поэтому не может быть расценено как медицинский критерий невменяемости, и лица, находившиеся в период совершения ими противоправного деяния в состоянии физиологического аффекта, признаются вменяемыми. Совершение преступления в состоянии аффекта учитывается лишь как признак привилегированных составов убийства и причинения тяжкого или средней тяжести вреда здоровью (ст. ст. 107, 113 УК).
В судебной и судебно-психиатрической практике нечасто, но все же встречаются лица, в отношении которых по разным причинам невозможно установить их психическое состояние и их способность осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими при совершении правонарушения. Они не подпадают под категорию невменяемости, поскольку невозможно доказать наличие у них медицинского и юридического критерия и, следовательно, являются вменяемыми. Это соответствует принципу презумпции вменяемости, согласно которому все субъекты уголовного преследования считаются вменяемыми до тех пор, пока их невменяемость не доказана. Этот принцип имеет огромное практическое значение, поскольку не требует проведения судебно-психиатрической экспертизы всем субъектам уголовного преследования, и она проводится только в тех случаях, когда есть убедительные основания думать о невменяемости.
Таким образом, в уголовном праве понятие вменяемости употребляется в чрезвычайно узком и специальном смысле, как антитеза понятию "невменяемость". Именно этим последним понятием оперирует уголовный закон. Из этого положения закона, однако, ни в коем случае нельзя заключить, как это нередко делается, что вменяемость - это такое состояние психики, при котором человек в момент совершения общественно опасного деяния может осознавать значение своих действий и руководить ими и потому способен быть ответственным за свои действия. Антитеза понятию невменяемости более широкая, чем это представляется на первый взгляд. Среди вменяемых лиц оказываются: 1) психически здоровые, которые в момент совершения противоправного деяния сохраняли способность осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими; 2) лица с психическим расстройством, которое не влияло на способность этих лиц в момент совершения противоправного деяния осознавать значение своих действий и руководить ими; 3) психически здоровые, которые в момент совершения противоправного деяния не могли осознавать значение своих действий или руководить ими, но не по причине психического расстройства, а по любой иной причине; 4) лица, у которых в момент совершения противоправного деяния было временное психическое расстройство, которое лишало их способности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими, но по разным причинам этого выявить (доказать) невозможно. Данную ситуацию можно проиллюстрировать следующим экспертным случаем.
Испытуемый Н., 30 лет. Общее развитие без особенностей. Окончил 10 классов общеобразовательной школы, работал токарем на заводе, одновременно занимается ремонтом радиоаппаратуры на дому. Женат, жена на 8-м месяце беременности.
Как видно из материалов уголовного дела, у испытуемого произошла драка с шестью сверстниками, которые требовали, чтобы он платил им процент от полученной от ремонта радиоаппаратуры выгоды. Во время драки в отношении испытуемого и его беременной жены были высказаны угрозы убийством. После драки испытуемый вернулся домой весь в крови и порванной одежде. Рассказал жене о произошедшей ссоре, переоделся в другую одежду, взял из кухни нож и собрался уходить из дома. На вопрос жены, куда он собрался, ответил, что в его адрес и в адрес жены были высказаны очень серьезные угрозы и он пошел "разобраться". После этого в течение двух часов ходил по городу, и по тому, где он был, следствие потом сделало вывод, что он искал своих обидчиков. После этого он оказался в квартире, где жил отец одного из обидчиков, который с тремя приятелями играл в карты. В последующем в этой квартире будет обнаружено четыре трупа с ножевыми ранениями (в общей сложности было 265 ножевых ранений). После этого испытуемый вернулся домой. Он опять был весь в крови. На вопрос жены, что произошло, он ответить не мог, говорил, что ничего не понимает. Испытуемый опять переоделся в чистую одежду и собрался уходить из дома. На вопрос жены, куда он пошел, ответил, что ничего не понимает и пошел разобраться.
По показаниям соседа из квартиры напротив, он услышал звонок в дверь, открыл дверь и увидел испытуемого, который ему сказал, что в квартире напротив произошло убийство четырех человек, он пошел вызывать милицию и просит его посмотреть за квартирой, чтобы никто в нее не вошел и не затоптал следы.
В период следствия по данному делу испытуемый подробно рассказывал о ссоре на улице, о высказанных в его адрес и адрес его жены угрозах, говорил, что был в связи с высказанными угрозами обеспокоен за свою жену, поэтому пошел искать обидчиков, чтобы с ними "разобраться". Нож взял на всякий случай, так как на него только что напали. Знает, что искал своих обидчиков, но дальнейшие события не помнит. Вспоминает себя уже дома всего в крови, не понимает что произошло. Затем помнит, как оказался в незнакомой квартире. Увидел там несколько трупов, много крови, позвал присмотреть за квартирой соседа, а сам пошел вызывать милицию.
В период стационарной судебно-психиатрической экспертизы со стороны внутренних органов и нервной системы патологии не выявлено. В психическом состоянии также каких-либо нарушений мышления, интеллекта, эмоционально-волевой сферы и памяти нарушений не обнаружено. Об инкриминируемом ему деянии сообщал в соответствии со своими показаниями в период следствия. Не понимал, как он мог совершить инкриминируемое ему убийство, ничего не помнил о периоде правонарушения.
По заключению комиссии судебно-психиатрических экспертов, Н. хроническим психическим расстройством не страдает, в материалах уголовного дела не содержится сведений о том, что у Н. в период инкриминируемого ему деяния обнаруживалось какое-либо временное психическое расстройство, которое лишало бы его способности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими.
В своем заключении эксперты-психиатры фактически утверждают, что оснований для признания Н. невменяемым они не обнаружили. В связи с наличием у Н. амнезии (запамятывания) периода содеянного в сочетании с отсутствием в материалах уголовного дела объективных сведений о поведении Н. в актуальной ситуации у экспертов-психиатров нет информационной базы для анализа психического состояния испытуемого в период инкриминируемого ему деяния, и они не могут обоснованно утверждать ни наличие психического расстройства у Н. в исследуемом периоде, ни его отсутствие. У них также нет оснований констатировать отсутствие у Н. способности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими, ни отсутствие (нарушение) этой способности. В такой ситуации в соответствии с презумпцией вменяемости Н. считается вменяемым.
Нередко в аналогичных ситуациях, когда в материалах уголовного дела по объективным причинам отсутствуют сведения о поведении подозреваемого или обвиняемого в период инкриминируемого им деяния, эксперты-психиатры совершенно неправомерно не только формулируют несуществующую в законе формулу вменяемости, но даже пытаются при отсутствии объективных сведений о поведении подозреваемого в противоправной ситуации обосновывать ее юридическую составляющую. Иллюстрацией к данной ситуации является следующий экспертный случай.
Испытуемый Ш., 1962 г.р., в течение всей своей жизни был хорошо социально адаптирован, его поведение всегда соответствовало требованиям ситуации, он строил эффективные взаимоотношения с окружающими и членами своей семьи, что позволило ему достигнуть значительных социальных успехов, строить нормальные семейные отношения и воспитать благополучных дочерей. Имел разнообразные, свойственные возрасту увлечения, активно занимался спортом, где достиг значительных результатов. На фоне успешной социальной карьеры и серьезных успехов в бизнесе продолжал заниматься спортом и как спортсмен, и как организатор принимал участие в спортивных соревнованиях. Знакомые и сослуживцы его характеризуют как честного, порядочного, правильного, интересного, образованного, отзывчивого, спокойного, неагрессивного, в состоянии алкогольного опьянения "остается спокойным". Для окружающих взаимоотношения в данной семье были "хорошие", никто не видел, чтобы он ругался с женой, по показаниям дочери, "взаимоотношения между родителями складывались чудесно, бывали семейные ссоры, но до скандалов никогда не доходило".
Согласно материалам уголовного дела Ш. обвиняется в том, что в период с 18 часов до 22 часов 30 минут в собственной квартире, в которой он проживал вместе с женой, во время ссоры "на почве внезапно возникших личных неприязненных отношений к Ш. возник умысел, направленный на убийство жены, для чего Ш. с применением травматического пистолета, произвел два выстрела в левую височную область головы жены, тем самым причинив последней два огнестрельных пулевых слепых ранения левой височной области с повреждением ее головного мозга, переломами костей черепа".
Допрошенный по данному делу в качестве свидетеля Ш. показал, что "семейная жизнь у него с женой складывалась нормально, никаких конфликтов не было, когда в день правонарушения вечером он вернулся домой, обнаружил в ванной жену в полулежащем положении, он подумал, что жена пыталась покончить жизнь самоубийством, так как порядок нарушен не был, признаков взлома не было...".
По данному делу Ш. была проведена стационарная судебно-психиатрическая экспертиза, во время которой Ш. также отрицал предъявленное ему обвинение и излагал события для правонарушения в соответствии со своими показаниями в период следствия. По заключению судебно-психиатрической экспертной комиссии "Ш. хроническим психическим расстройством, слабоумием не страдает в настоящее время и не страдал ранее, а также не обнаруживает признаков иного болезненного состояния психики. В интересующий следствие период не было у него и временного психического расстройства (по материалам уголовного дела, учитывая отрицание своей вины испытуемым), исключается отсутствием в его поведении признаков нарушенного сознания психотических расстройств, его целенаправленными, последовательными действиями, совершенными с учетом изменения внешних условий, сохранностью ориентировки, памяти, адекватным контактом с окружающими. Таким образом, Ш. мог в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими в интересующий следствие период...".
Анализ заключения комиссии судебно-психиатрических экспертов по данному экспертному случаю выявляет целый ряд клинических и экспертных несоответствий между исследовательской (анамнестической) частью данного заключения и сделанными в нем выводами.
Со ссылкой на материалы уголовного дела эксперты указывают, что у Ш. во время ссоры "на почве внезапно возникших личных неприязненных отношений к жене возник умысел, направленный на ее убийство, для чего Ш. с применением травматического пистолета... произвел два выстрела в левую височную область головы жены". Однако это утверждение в тексте заключения экспертов является голословным и необоснованным, поскольку нет подтверждающих ссылок на соответствующие материалы уголовного дела. Более того, это утверждение противоречит всем другим приведенным в том же заключении материалам уголовного дела: 1) в квартире в исследуемый период никого, кроме Ш. и его погибшей жены, не было, других свидетелей произошедшего, кроме самого Ш., нет; 2) сам Ш. в своих показаниях в период следствия по данному делу, а также во время беседы с психиатрами-экспертами ни о какой ссоре с женой в тот период и об умысле на ее убийство не сообщает и дает совершенно иную версию произошедших событий; по его показаниям, вечером в день правонарушения он пришел домой и "обнаружил в ванной жену в полулежащем положении".
В выводах заключения судебно-психиатрических экспертов утверждается, что у Ш. "в интересующий следствие период не было... временного психического расстройства (по материалам уголовного дела, учитывая отрицание своей вины испытуемым)". Этот вывод в заключении обосновывается "отсутствием в поведении Ш. признаков нарушенного сознания и психотических расстройств, его целенаправленными, последовательными действиями в период интересующей следствие ситуации, совершенными с учетом изменения внешних условий, сохранностью ориентировки, памяти, адекватным контактом с окружающими". Данный вывод психиатров-экспертов является голословным и необоснованным, о чем свидетельствуют следующие обстоятельства:
1) в исследовательской части заключения не приведено никаких сведений о поведении Ш. в интересующей следствие ситуации, в том числе и каких-либо сведений о его последовательных и целенаправленных действиях, совершенных с учетом изменения внешних условий;
2) непонятно, о каких изменениях внешних условий идет речь, поскольку в исследовательской части заключения об этом также нет никаких конкретных сведений;
3) также непонятно, об адекватном контакте с какими окружающими идет речь, если в квартире в период интересующей следствие ситуации, кроме Ш. и его погибшей жены, никого не было; более того, в заключении экспертов не приведено никаких сведений о том, что сам Ш. в этот период находился в квартире;
4) при описании психического состояния Ш. не изучено его отношение к смерти жены и обстоятельствам ее смерти, не описаны со слов самого Ш. обстоятельства, имеющие отношение к периоду инкриминируемого ему деяния, только формально указано, что он категорически отрицает свою вину и считает, что "это убийство жены было совершено с целью ограбления".
Вывод психиатров-экспертов о том, что "Ш. мог в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими в интересующей следствие период", представляется не только методологически неграмотным, но и абсолютно голословным и необоснованным, поскольку в исследовательской части заключения не приведено никаких конкретных данных о поведении Ш. в интересующей следствие ситуации. В приведенных в исследовательской части заключения материалах уголовного дела нет сведений, на основании анализа которых можно было бы делать вывод о поведении Ш. в период, относящийся к инкриминируемому ему деянию, в том числе и о том, что он в тот период сохранял способность понимать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими. Единственным возможным судебно-психиатрическим выводом в таких случаях остается вывод о том, что в материалах уголовного дела нет сведений о том, что в период инкриминируемого деяния у испытуемого было какое-либо психическое расстройство, которое лишало бы его способности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими, что, по сути, является презюмирующим вменяемость.
Субъектом преступления может быть только вменяемое лицо. Вменяемость выступает в качестве предпосылки уголовной ответственности и является одним из общих признаков субъекта преступления.
Понятие вменяемости следует отличать от понятия виновности или вины как субъективной стороны преступления. В отличие от невменяемости и вменяемость не освобождает субъекта уголовного преследования от уголовной ответственности. Но вменяемость не означает уголовную ответственность, она лишь является одним из условий для возникновения вины, которая, в свою очередь, требует доказанности. Не любое физическое лицо может быть субъектом преступления и виновным. Уголовная ответственность связывается со способностью человека понимать фактическую сторону и общественную значимость совершаемых действий и руководить своими поступками, что определяет его виновность (субъективный признак состава преступления). Вина как правовая категория характеризуется такими основополагающими понятиями, как "сознание" и "воля". На этот аспект указывает В.Г. Павлов: "Сознание и воля представляют собой наиболее важные психические функции, которые вообще определяют повседневное поведение любого человека" <1>. Состояние сознания и воли обусловлены объективной действительностью, условиями материальной жизни общества, общественной средой, в которой формировался и функционирует человек. Человек, как существо мыслящее, при формировании соответствующего решения оценивает фактические обстоятельства, при которых он действует, характер, значение и последствия своих действий, сознательно использует свое поведение и его результаты для достижения определенных целей. "Если личность не имеет возможности контролировать и оценивать свои действия, так как непосредственной причиной оных явлений является психическое заболевание, следует говорить о невменяемости субъекта, а значит, поведение не может рассматриваться как преступное" <2>.
--------------------------------
<1> Павлов В.Г. Субъект преступления и уголовная ответственность. СПб., 2000. С. 43.
<2> Бурлаков В.Н., Гомонов Н.Д. Патопсихологические особенности личности // Правоведение. Известия высших учебных заведений. 2001. N 3 (236). С. 160.
Вменяемость нельзя рассматривать как предпосылку виновности лица, как это иногда утверждается <1>. Эта правовая категория лишь характеризует субъекта, его способность нести уголовную ответственность в соответствии с формальными признаками - достижение возраста уголовной ответственности и отсутствие невменяемости. Поэтому при констатации вменяемости лица можно ссылаться только на отсутствие условий, необходимых для невменяемости, и не анализировать вопросы, относящиеся к субъективной стороне (вина) и ее доказанности или недоказанности.
--------------------------------
<1> Гальперин И.М., Загородников Н.И. и др. Комментарий к Уголовному кодексу РСФСР / Отв. ред. Г.З. Анашкин, И.И. Карпец и др. М.: Юридическая литература, 1971. С. 31.
Таким образом, субъектами преступления могут быть физические лица, достигшие определенного возраста, вменяемые (при отсутствии признаков невменяемости), в отношении которых доказано, что они понимали фактическую сторону и общественную значимость вмененных им противоправных действий (вина как субъективный признак состава преступления).
Процессуальный порядок определения вменяемости/невменяемости может быть различным в зависимости от того, признает ли законодательство данного государства презумпцию вменяемости субъекта уголовного преследования, т.е. устанавливает ли закон способность к вменению всех лиц, достигших возраста уголовной ответственности. Современное российское законодательство легализует презумпцию вменяемости. Поэтому обвинитель не должен в каждом отдельном случае доказывать наличие условий вменяемости, а вот при доказательстве невменяемости установленные законом обстоятельства, исключающие вменение (ст. 21 УК), должны быть доказаны. Поэтому все субъекты уголовного преследования являются вменяемыми до тех пор, пока их невменяемость не доказана. Именно в связи с такой логикой не всем субъектам уголовного преследования проводится судебно-психиатрическая экспертиза для установления их вменяемости/невменяемости, а только в тех случаях, когда возникают основания подозревать их невменяемость.
2. Неправомерная оценка степени тяжести психического расстройства как результат умышленного причинения тяжкого вреда здоровью
По действующим в настоящее время законодательным нормам любые психические расстройства, развивающиеся в результате противоправных действий, независимо от степени их тяжести оцениваются как тяжкие. Из всех предусмотренных УК норм, в которых оговаривается нанесение вреда здоровью (ст. ст. 111 - 115 УК), о психическом расстройстве говорится только в ст. 111, которая касается тяжкого вреда здоровью и согласно которой к умышленному причинению тяжкого вреда здоровью наряду с другими причинами, касающимися утраты общей и профессиональной трудоспособности, относится "причинение... вреда здоровью... повлекшее за собой... психическое расстройство, заболевание наркоманией, токсикоманией". Таким образом, независимо от степени выраженности и степени тяжести развившегося в результате причинения вреда психического расстройства оно должно расцениваться как тяжкий вред здоровью.
В современной психиатрии под термином "психическое расстройство" понимается огромный спектр психических расстройств, отличающихся различной глубиной и тяжестью поражения психики - от легких и незначительных до тяжких, от кратковременных и полностью обратимых до хронических и отличающихся прогредиентным течением. Но суть формулировки закона состоит в том, что любое психическое расстройство, являющееся следствием причинения вреда здоровью, является самодостаточным обстоятельством для квалификации причиненного вреда здоровью как тяжкого.
Несмотря на однозначный подход законодателя к оценке причинения вреда здоровью в форме психического расстройства как тяжкого, все чаще обсуждается вопрос об определении степени тяжести вреда здоровью в связи с развившимся психическим расстройством. Для этого предлагается дифференцировать последствия причиненного вреда в форме психического расстройства в зависимости от сопутствующих последствий:
1) признак опасности для жизни, наличие которого однозначно предлагается считать основанием для вывода о тяжком вреде здоровью;
2) при отсутствии опасности для жизни следующим по значимости является признак стойкой утраты трудоспособности или для несовершеннолетних потерпевших нарушение адаптации вследствие причинения психического расстройства;
3) при благоприятном прогнозе или наступившей к периоду экспертизы редукции психических расстройств, а также при хронической или даже прогредиентной динамике уголовно-релевантного психического расстройства значимым становится признак длительности расстройства здоровью вследствие причиненного психического расстройства с его как ретроспективной, так и прогностической оценкой <1>.
--------------------------------
<1> Дмитриева Т.Б., Ткаченко А.А., Харитонова Н.К. и др. Судебная психиатрия: Учеб. пособие. С. 383 - 384.
При всей справедливости и научной обоснованности такой ранжированной оценки причиненного вреда в форме психического расстройства она противоречит норме существующего закона. Признаки, которые законодатель перечисляет как следствие причинения вреда ("опасного для жизни или вызвавшего расстройство здоровья со значительной стойкой утратой трудоспособности... или... полной утратой профессиональной трудоспособности..."), наряду с психическим расстройством, предлагается расценивать как признаки степени тяжести причиненного вреда: опасность для жизни - стойкая утрата трудоспособности - длительность расстройства здоровью.
Закон ставит вопрос только о причинно-следственной связи между совершенными противоправными действиями и причиненным вредом здоровью в форме психического расстройства независимо от степени его тяжести. В связи с этим единственный вопрос, который правомочно ставить перед судебно-психиатрической экспертизой, должен касаться этой причинно-следственной связи: имеется ли у потерпевшего психическое расстройство, возникновение которого находится в причинно-следственной связи с повреждением, полученным в результате осуществления в отношении его противоправных действий и относящихся к категории вреда здоровью?
Несмотря на то что УК ограничивает предмет исследования по вопросу умышленного причинения вреда здоровью, повлекшего психическое расстройство, установлением причинно-следственной связи между ними, научное изучение вопроса о степени тяжести вреда здоровью в форме психического расстройства является не только перспективным, но и актуальным в аспекте реализации принципа дифференциации и справедливости наказания.
3. Особенности судебно-психиатрической экспертизы в кабинете следователя
Во многих учебниках и учебных пособиях по судебной психиатрии для юридических вузов утверждается, что экспертиза в кабинете следователя носит консультативный характер и ее полномочия ограничиваются решением вопроса о назначении амбулаторной или стационарной судебно-психиатрической экспертизы. Но, во-первых, все экспертные заключения, в том числе и заключение судебной экспертизы, проведенной в кабинете следователя, имеют для суда консультативно-рекомендательный характер. Они являются для суда не руководством к действию, а лишь одним из доказательств по делу, которое должно анализироваться судом в совокупности со всеми другими доказательствами.
Во-вторых, будучи одним из видов экспертного исследования, экспертиза в кабинете следователя обладает такими же полномочиями, как и любая другая экспертиза, например стационарная. Поэтому экспертиза в кабинете следователя вправе решать все вопросы, которые ставятся перед любой другой экспертизой.
В-третьих, нелепо для решения вопроса о виде судебно-психиатрической экспертизы, которую необходимо назначить, проводить другую экспертизу, в данном случае - экспертизу в кабинете следователя. Выбор вида назначаемой экспертизы входит в компетенцию органа, который ее назначает, и для решения этого вопроса никакая другая экспертиза не проводится. Поскольку при назначении первичной судебно-психиатрической экспертизы нередко даже эксперт-психиатр не в состоянии ответить на вопрос, окажется ли достаточным для решения экспертных вопросов амбулаторной экспертизы, первичная экспертиза, как правило, назначается амбулаторной, и только при невозможности ответить на экспертные вопросы при амбулаторном исследовании назначается стационарная судебно-психиатрическая экспертиза.
В зависимости от места проведения судебно-психиатрические экспертизы делятся на: 1) экспертизы в (или при) лечебном учреждении; 2) экспертизы в кабинете следователя; 3) экспертизы в судебном заседании. Судебно-психиатрическая экспертиза в кабинете следователя состоит в однократном амбулаторном психиатрическом освидетельствовании испытуемого одним психиатром-экспертом или комиссионно. В отличие от судебно-психиатрической экспертизы в лечебном учреждении следователь или суд, назначающий данный вид экспертизы, определяет в своем постановлении (определении) персональный состав врачей-экспертов. От всех других вариантов амбулаторных экспертиз она отличается только местом ее проведения - в кабинете следователя. Как и все другие виды амбулаторных судебно-психиатрических экспертиз, экспертиза в кабинете следователя правомочна решать и давать ответы на все экспертные вопросы, которые ставятся перед судебно-психиатрическими комиссиями.
Экспертизу в кабинете следователя необходимо отличать от справочно-консультационной деятельности судебных психиатров, которая может иметь место в процессуальной или непроцессуальной форме.
.
Перейти к оглавлению: Россинская Е.Р. Судебная экспертиза: типичные ошибки. М.: Проспект, 2012. 544
Количество показов: 7103